Мог бы это не делать. Еще один камень из баллисты залетел в галеру, снова попал в гребцов левого борта. Она опять пошла влево, но теперь уже на разворот.
Когда моя команда поняла, что атака отбита, заорали все, даже обычно спокойные Хисарн и Сафрак. Последний крикнул врагам что-то на родном языке. Голову даю на отсечение, что это было «Бабы бородатые!»
42
Равенна располагалась не на берегу моря, а километрах в десяти выше по реке По. Оба берега реки болотистые, нездоровые, хотя дичи там водится много. Мы вспугнули много уток, лебедей, цапель, пока поднимались вверх по течению. Сразу возле устья располагалась военно-морская база, довольно большая, но стояли в ней всего два двухмачтовых дромона. Сам город тоже окружен болотами. Жить в таком с одной стороны вредно для здоровья, а с другой — выгодно для жизни, потому что его легче защищать. В «прошлой жизни» я не бывал здесь, хотя по Италии поколесил порядком, в том числе на автомобиле, который брал в аренду. Через турагентство оформлял визу, что было легко, потому что в Шенгенскую зону прилетал неоднократно на судно, покупал у них же билет со скидкой в оба конца, а по прилету брал в аэропорту дешевенькую машину и ехал туда, куда хотел, останавливаясь там, где желала душа. Тупое вяление на солнце мне не вставляет. Пару часиков в день — да, но не больше.
Не знаю, кто из моих проболтался, как мы отбились от лангобардов, но, как мне показалось, все жители Равенны считали нужным поздравить и поблагодарить нас. Особенно старались торговцы. Ну, этим надо было сбить цену. А я не спешил, поэтому и не сбавлял.
Город мне понравился. Когда-то здесь была столица Западной Римской империи, потом Королевства Готов. Тридцать семь лет назад ее отбили, превратив в провинцию. Насколько помню, где-то здесь похоронят Данте — первого известного писателя-фантаста. Имена предыдущих фантастов — авторов Ветхого Завета, греческих мифов и т. д. — до нас не дошли, Я пару раз вырывался с судна, гулял по улицам. Все время было такое чувство, будто я в Италии двадцать первого века, только памятников старины больше и среди аборигенов многовато блондинов. Случайно набрел на базилику Сан-Витале. Она значилась в туристических справочниках, значит, простоит еще больше пятнадцати веков. Снаружи так себе, я даже сначала принял ее за оригинальный трехэтажный жилой дом, но потом заметил, что люди крестятся на нее и свободно заходят внутрь, и сам заглянул. И чуть не присвистнул от удивления! Внутри она была высотой во все три этажа, и через большие окна потоки света падали на стены и потолок, украшенные мозаиками с библейскими сюжетами. Постарались ребята! Понимали, что религия работает через сердце, а не разум. Искусство — самое надежное орудия порабощения человека. Не перестаю удивляться, почему люди двадцать первого века, имея такую продвинутую технику и технологии, редко когда умудряются сделать что-нибудь такое же талантливое. Впрочем, искусство и техника не зависят друг от друга.
Я нашел торговца лошадями, отец которого был готом, а мать ромейкой. В нем каким-то странным образом сочетались готская грубость и ромейская тяга к роскоши. Приехал он в порт на красивом и высоком кауром — рыжеватое туловище, а грива и хвост темнее, рыже-коричневые, — жеребце с золочением всех деталей упряжи и седла, которые только можно было покрыть этим металлом. Даже стремена были позолоченные. А уж количеством блестящих предметов на всех частях тела он бы переплюнул любого дикаря из джунглей. Звали его Вультвульф, был он брюнетом лет сорока, с короткими, слегка вьющимися волосами и бородкой на ромейский манер. Одет в шелка, не дешевые, с золотым шитьем. На ногах высокие и разрисованные сапоги для верховой езды. Я заметил, что у людей шестого века какая-то болезненная тяга к золоту, к украшательству им. Напоминали мне цыган двадцать первого, которые вырывали здоровые зубы, чтобы вместо них вставить золотые. Здесь, кстати, я тоже встречал золотозубых. То ли это коронки, то ли вставные зубы — не знаю.
Пока Вультвульф рассматривал товар, я спросил, где он купил такого красивого коня.
— Это жеребец из моего табуна, — гордо заявил он.
— Ты продаешь лошадей? — поинтересовался я.
— Да, — ответил он и высокомерно добавил: — Но мои лошади стоят очень дорого.
— Я похож на бедного человека?! — так же высокомерно произнес я.
Тут его и пробило. Наверное, во всей Равенне найдется не много людей, способных потягаться с ним богатством, и с теми он хорошо знаком. Вультвульф сразу посмотрел на меня, как на лошадь, неожиданно выигравшую забег. Видимо, не похож я был на богатого человека, но каких только злых шуток не бывает в жизни?!
— Ты хочешь купить коня? — уже более почтительным тоном спросил Вультвульф.
— Пару жеребцов, которые смогут нести меня в доспехе, и двух-трех кобыл на племя, — ответил я.
У равеннского олигарха сразу поубавилось спеси.
— Они пасутся в предгорье, день езды отсюда, — сообщил он деловым тоном. — Я пошлю людей, они отберут, каких скажешь, и послезавтра пригонят лошадей сюда.
— Мне бы хотелось съездить и самому выбрать, — выдвинул я условие.
— Когда? — спросил он.
— Хоть завтра, — ответил я.
— Можно и завтра, — сразу согласился Вультвульф.
Видимо, не так уж и много здесь покупателей на его бесценных лошадей.
— Подскажи, где лошадей нанять для поездки? — спросил его.
— Можешь воспользоваться моими, — предложил он. — Сколько тебе надо?
— Три, — ответил я, решив взять с собой Хисарна и Сафрака.
Рано утром двое вооруженных слуг Вультвульфа прискакали к судну с тремя лошадьми на поводу. Одеты были скромнее хозяина: доспехи кожаные, рубахи из грубой ткани. Седла на лошадях с луками немного выше, чем у кочевников. Я выбрал самого крупного и по виду самого спокойного жеребца. Он, казалось, тяжко вдохнул, когда я занял седло, но пошел без натуги и выпендрежа.
Вультвульф с еще двумя слугами поджидал нас у городских ворот. Эти двое были в кольчугах. Наверно, личная охрана. Моя охрана одета покруче. Не говоря уже обо мне самом. Конезаводчик не без зависти посмотрел на мои доспехи, оружие и особенно на ремень с золотыми бляхами.
— Какой красивый! — похвалил Вультвульф. — В Константинополе делали? Нет, персидская работа. Или сирийская?
— Не знаю, — ответил я и как бы между прочим рассказал: — Снял с аварского кагана, когда взял его в плен.
— Ты взял в плен аварского кагана?! — не поверил конезаводчик. — Шутишь?!
— Хисарн снимал с него этот пояс, — сказал я, кивнув на сопровождавшего меня гота.
Уверен, что наполовину своему поверит наполовину скорее.
— Он сам снял, я только собрал его доспехи и оружие, — молвил Хисарн буднично, как что-то обычное, что происходит чуть ли не каждый день.
— Но он же живой! — возразил Вультвульф. — Сейчас напал на Фракию.
