— Зиму они провели в предгорьях, у леса, и теперь движутся за скотом в нашу сторону, — высказал предположение Гоар.
Поскольку он лучше знал повадки кочевников, я согласился с ним, а затем поинтересовался:
— Какой скот они предпочитают, кроме коней?
— Овец, как и мы, — ответил Гоар.
Гуннам и аварам больше нравился крупный рогатый скот, хотя не брезговали и овцами.
Впереди показалась большая балка со склонами, поросшими деревьями и кустами. Я повернул коня, чтобы проехать по ней от начал до конца, осмотреть. Отряд молча последовали за мной. Эта была не первая балка, которую я инспектировал. При осмотре первой Гоар спросил:
— Что ты ищешь?
— Место для боя, — ответил я.
Гоар хмыкнул, не понимая меня. По его мнению, бой будет там, где встретим врага. Ему даже в голову не приходит, что встретить можно там, где надо. В этом и заключается отличие хорошего командира от плохого.
Эта балка мне понравилась. Склоны высокие и крутые, кроме одного места на южном, где весенние ручьи за несколько лет размыли его. Там не осталось ни кустов, ни деревьев, а склон стал менее крутым, легче выбраться. Это недостаток легко устранить. Главное, что дно балки широкое, с ручьем посередине, а склоны покрыты почти везде густыми зарослями вишняка. По собственному саду в деревне знаю, что вишня имеет дурную привычку растить молодняк рядом с собой. Если его не вырубать, через несколько лет получишь труднопреодолимые заросли низкорослых деревьев, более похожих на кусты и дающих мелкую и кислую ягоду. Такие и называют вишняком. Никакой конь не полезет в него, сколько не хлестай кнутом, а замаскироваться в таких густых зарослях легко и просто. В западном направлении балка сужалась и поднималась вверх.
Я приказал отряду оставаться внизу, а сам вместе с Гоаром и Гунимундом поднялся наверх. Дальше на запад, примерно километрах в трех, находилась рощица. В ней легко может спрятаться отряд намного больше нашего. Потом степь уходила вниз, в другую балку, за которой возвышался холм с широкой плоской лысой макушкой. Пожалуй, лучше места не найдем.
— Остановимся здесь на ночлег, — решил я.
Время было часа два после полудня, до вечера можно еще скакать и скакать, поэтому Гоар и Гунимунд смотрели на меня с вопросом.
— Здесь дадим бой утигурам, — объяснил им.
— А если они сюда не придут? — засомневался алан.
— Мы их настойчиво пригласим, — ответил я. — Как они смогут оказать таким бравым воинам?!
— Не откажут! — самодовольно улыбнувшись, произнес Гоар.
— Поставь здесь патруль человек десять, чтобы наши разъезды их увидели, — приказал алану. — А ты, Гунимунд, отбери десятка два человек и дай им пилы и топоры. Пусть едут в рощу и нарубят стволов и кольев для рогаток и загородок. Только надо заготавливать отовсюду понемногу, чтобы в роще потом еще можно было спрятаться.
Я показал, как загородить плешь на южном склоне, чтобы стала непроезжей, где поставить рогатки, где выкопать широкий ров, а где насыпать вал, покрыв его дерном, чтобы казался естественным. И работа закипела. Трудились в основном херсонцы, как более привычные к таким работам. Помогала аланская молодежь. Часть старших аланов подтаскивала из рощи срубленные деревья, а остальные отправилась на охоту.
Вечером прискакал алан из разъезда. Сперва он подъехал к Гоару, который уже встал и пошел ему навстречу, и что-то быстро сказал. Аланы признавали меня командиром, доверяли, но докладывали всегда Гоару, как бы предоставляя ему решать, достойны ли мои уши этой информации. Вождь аланов сразу пошел ко мне, приказав вестовому следовать за ним.
— Далеко отсюда? — упредил я.
— Дневной переход, — ответил Гоар.
— Стойбище в балке или на открытом месте? — спросил я.
Гоар посмотрел на вестового, разрешая ответить.
— На открытом месте, — ответил тот. — Там есть балка, но далеко, как отсюда до рощи. В ней спрятался мой разъезд.
— Иди отдыхай, — разрешил ему. — Утром покажешь дорогу.
Когда вестовой ушел, Гоар сказал:
— Неожиданно напасть не получится.
В его словах не было страха, только желание потерять как можно меньше людей. Три километра, отделяющие балку от стойбища, — это минут пять-семь рысью. За это время утигуры успеют приготовиться к обороне.
— Узнаем, чего стоят наши доспехи, — сказал я.
Вестовой вел нас кружным путем, чтобы не заметили утигуры. Последняя часть пути пролегала в низине, вдоль неширокой речушки. Там, километрах в пяти от стойбища, и остановились на ночь. Выставив усиленные караулы, легли спать. Ночь была темная, на небе лишь небольшой ломтик луны, который почти не давал света. Со всех сторон сразу послышался храп старых воинов. Молодежи не спалось. Они сидели кучкой на берегу речушки, потому что костер разжечь нельзя, и о чем-то тихо разговаривали.
И мне не спалось. Думал о том, как легко растерял все цивилизационные наслоения, которые наносили на меня в течение пятидесяти с лишним лет. Мне еще не нравилось убивать, но уже не буду возмущаться, как раньше, когда узнаю, что старушку пришили топором за пару целковых. А не наживайся на чужой беде, тогда и она не придет в твой дом! Кто мне утигуры и кто я им?! Но я иду убивать их. По вроде бы уважительной причине: нападают на моих друзей. Но ведь для любой гадости всегда есть десятки уважительных причин. А вот для благородных поступков их обычно нет. Потому что не нужны.
Разбудил меня Гоар.
— Пора, — тихо сказал он.
Остальные уже надевали броню и седлали коней.
Палак привел Буцефала и начал седлать его, а Скилур помог мне облачиться в доставшийся от гунна доспех. Всего на мне килограммов двадцать пять-тридцать всякого железа. Оно распределено по всему телу, поэтому не мешает двигаться. Не так шустро, как без доспехов, но и неуклюжим себя не становлюсь, даже пробежаться могу трусцой. Уже привык к этой тяжести, без нее чувствую себя неодетым и слишком легким, хочется передвигаться вприпрыжку.
Я достал большой сухарь, обильно пропитал его вином из фляги и дал коню. Буцефал осторожно, губами, забрал сухарь из моей руки, громко им захрустел. Конь быстро пьянеет и становится заметно храбрее. Я взобрался в седло, взял поданное Скилуром копье и щит. Он у меня новый, металлический, миндалевидный и небольшой, а потому и не тяжелый. Четыре части щита соединены двумя полосами, которые пересекаются крестом — дань местной моде. Поле черное, а крест покрыт позолотой. Смотрится красиво. Посмотрим, как покажет себя в деле.
Гоар и Гунимунд уже были готовы к бою.
Подъехав к ним, сказал:
— Представляю, какими сердитыми будут спросонья утигуры.
Юмор мой не поняли и не оценили.
Построились «клином», когда выехали из балки. Я стал один в первом ряду. Во втором ряду трое: Гоар справа, Гунимунд слева, а в середине, за моей спиной, алан в кольчуге. В третьем ряду было пятеро, в четвертом — семеро и так далее до девятого ряда. Дальше не хватало хорошо защищенных всадников на края, поэтому задние ряды были одинаковой ширины, равной девятому. Построились быстро, потому что провели несколько тренировок в начале похода. Я достал флягу с вином, отхлебнул от души и передал ее Гоару. Тот приложился и дал соседу слева. Потом она перешла к Гунимунду и дальше, чтобы вскоре вернуться ко мне пустой. Вряд ли хватило многим, но это уже становилось традицией.
