На этот раз в засаде пришлось ждать недолго. Утигуры, сотен пять-шесть, быстро скакали по нашим следам. Метрах в ста впереди разведка из десяти человек. Зайдя в реку, они остановились, давая коням напиться. Я боялся, чтобы какой-нибудь нервный херсонец или алан на выстрелил по ним. Не случилось. Разведка медленно пересекла реку и начал подниматься по оврагу. Наверху они остановились, осмотрели степь впереди. И поскакали дальше, к балке, куда вели следы.
Основной отряд зашел в реку. Кони сразу начали пить воду. Отряд разбрелся вширь. Потом поехали дальше, уплотняясь при приближении к оврагу. Когда первые всадники въехали в него, я кивнул головой Гоару и нажал на курок арбалета. Болт попал в правую часть груди переднего утигура, одетого в чешуйчатую броню. Раздался свист Гоара (я свистеть громко не умею), который встал и выстрелил из лука. Сразу встали и остальные наши лучники. Стрелы полетели в утигуров с двух сторон. На мгновение их отряд замер, теряя бойцов, а потом утигуры громко закричали и, поворотив коней, поскакали к противоположному берегу, поднимая фонтаны брызг. В спину им летели стрелы и болты. Убитые и раненые падали в воду, отчего она становилась розовой. На мелководье у противоположного берега лежал игреневый — рыжий с белыми гривой и хвостом — конь. К нему подволокло труп человека, прижало к спине. Казалось, что мертвый человек взобрался на мертвого коня, и они сейчас так, на боку, и поскачут по воде.
Оставшиеся в живых утигуры, не оглядываясь, мчались по степи. Их осталось не меньше трех сотен. Если бы развернулись, заехали нам с тыла, то неизвестно, чем бы закончилось сражение. Но в тылу у нас была только их разведка, которая сматывалась от выскочивших из оврага конных аланов, охранявших нашу добычу.
56
У готской деревни на границе степи и предгорий разделили добычу. Я забрал десятую часть. Золотом, серебром и овцами. Остальное разделили напополам между херсонцами и аланами, а потом каждый отряд разделил добычу между воинами. Гоару и Оптиле полагалось по пять частей, остальным по одной. У херсонцев не обошлось без ссор, потому что коней на всех не хватало. Я успокоил их, сказав, что пойдем еще раз, и тогда коней получат те, кому не достанутся сейчас. Особого желания у меня не было, но я осенью пообещал Гоару: сколько овец он продаст херсонцам, столько и получит весной.
Через неделю опять встретились у готской деревни. Она сильно пострадала во время нашествия тюрок. Готы вместе со своими пожитками и скотом ушли в горы, но всё, что осталось, было разграблено или сожжено, а посевы потравлены лошадьми. Десятка два готов, у кого были верховые лошади, ходили с нами на утигуров. Теперь их присоединилось, благодаря трофейным лошадям, уже три десятка.
Мы поехали по границе предгорья, где утигуров не должно быть, чтобы незаметно пробраться поглубже на их территорию. Затем повернем в степь и нападем не с запада, как в предыдущие разы, а с юга.
— Где на этот раз устроим им засаду? — просил Оптила, когда мы въехали на территорию утигуров.
— Нигде, — ответил я и объяснил: — Больше они не будут преследовать нас, побоятся засады.
На следующий вечер прискакал дозорный и доложил, что обнаружили обоз из пяти арб с возничими византийцами, но под охраной полусотни тюрок. Вот это было интересно!
— Точно тюрки? — спросил я.
— Конечно! — ответил обиженно алан.
Это я могу перепутать утигура с тюрком, особенно на расстоянии, а кочевник — никогда.
— Купцы? — уточнил я.
— Нет, — уверенно ответил дозорный. — Тюрок хлестал кнутом одного возничего.
Аланы постоянно имеют дело с купцами, не должен ошибиться.
— Что здесь делают тюрки? — задал я вопрос.
Евпатерий сказал мне, что почти все тюрки ушли «голосовать» мечами за своих кандидатов в каганы, остались только небольшие отряды в Пантикапее (Боспоре) и в городах на противоположном берегу Керченского пролива. Ловушка? Но зачем тюркам подписываться за утигуров, которые бросили их во время осады Херсона?
— Может, дань собирают с утигуров? — предположил Оптила.
— Дань собирают осенью, — сразу отклонил Гоар. — Сейчас скот худой после зимы.
— Они не скот взяли, в арбах везут, — гнул свое Оптила. — Может, шкуры или шерсть.
— Может быть, — согласился Гоар.
— Надо обязательно захватить пару тюрок живыми, допросить их, — приказал я.
Тюрки остановились на ночь возле лесочка, развели костры. Они никого не боялись. Выставили всего один пост из двух человек. Самоуверенность и ее сестра расхлябанность — слабые стороны сильных. Привыкли, что их все боятся, вот и ведут себя так неосторожно.
Навестить их пошли херсонцы под командованием Сафрака, имеющие обширный опыт общения со спящими врагами. Я с остальными подъехали к лесочку утром. Там херсонцы совместно с возничими боспорцами готовили на кострах завтрак. Голые трупы тюрков валялись там, где их застала смерть. Двое живых стояли привязанные к стволам деревьев.
— Что в арбах? — спросил я старого одноглазого боспорца, наверное, скифа по национальности.
— Медь и немного золота, — ответил он, глухо произнося букву «г».
Меди было три-четыре тонны и килограмм пять золота.
— Откуда везете? — задал я вопрос.
— С рудника в горах, — ответил боспорец. — Раньше он принадлежал боспорскому богатею Мирисму. Тюрки убили Мирисма и всю его семью, когда захватили город, и вон тот, — показал одноглазый на труп толстого мужчины, — забрал рудник себе.
— А вы на него работали? — спросил я.
— Рабами мы были у него, — ответил боспорец.
— Рудник далеко отсюда? — поинтересовался я.
— Полтора дня пути, если на арбах ехать, — ответил одноглазый боспорец. — День по степи, а затем по горам.
— Там много людей, сильная охрана? — спросил я.
— Охрана человек двадцать. Старший — тюрок, он там за всем присматривает, а остальные утигуры. Рабочих около сотни и их семьи, но эти воевать не будут, в руднике спрячутся, — рассказал боспорец.
Мы оставили их ждать возле рощи, а сами поскакали в степь, где разведка обнаружила утигуров. Кочевники тоже кое-чему научились, напасть на них врасплох не удалось. Но и уйти без потерь не смогли. Мы догнали их обоз, в котором остались одни женщины и девочки, и отару овец голов на тысячу. Мужчины с мальчиками и молодыми женщинами ускакали. Не на такую добычи рассчитывали мои воины, но получить без боя хотя бы столько — тоже неплохо.
Аланов и часть херсонцев с баранами и обозом с медью я оставил в предгорье, а с остальными начал подниматься вверх по извилистой, лесной дороге. Вел нас одноглазый боспорец. Когда преодолели две трети пути, он показал, где лучше оставить коней. Дальше пошли пешком. Горы — не то место, где воюют на лошадях. В километре от поселка находился пост — площадка на выступе горы, нависающем над дорогой, защищенная стеной из камней. Службу там несли два утигура. Должны были нести, но оба дрыхли, как убитые. Поэтому и были убиты.
