60
Мой старший сын пошел в гимнасию, как в Византии называют школы. Тут принято начинать учиться с семи лет. В мое время тоже шли в школу с семи, но в конце двадцатого века сократили детство на год. Учебная программа здесь полегче. Основной упор делают на умение болтать, составлять документы и физическое воспитание. Я научил сына читать и считать до ста на славянском, латыни и греческом еще пару лет назад, так что ему учеба пока дается легко. И физически он тоже хорошо развит. С ним шесть раз в неделю занимается Сафрак. Гепид мне сам говорил, что фехтованию надо учиться с детства. Вот я и поймал его на слове. Впрочем, и деньги тоже плачу, хотя Сафрак согласен был возиться с пацаном и бесплатно. Наверное, чтобы не заниматься со мной. Я, по словам гепида, застрял на уровне «чуть лучше среднего», все его усилия сдвинуть меня выше ни к чему не приводили. Я понимал, что мне нужен новый тренер, с другой манерой биться. Сафрак нашел такого, когда мы стояли в Александрии.
Им оказался перс по имени Эллис. Перс имел курчавые волосы до плеч, схваченные на голове тонким золотым обручем, карие влажные глаза, густые усы и темную щетину на круглом лице даже сразу после бритья. Был Эллис полноват, немного выше среднего роста и казался медлительным. Если бы такой подошел ко мне и предложил свои услуги, как фехтовальщик, я бы послал его без колебаний. Но перса привел Сафрак. На первой же тренировке я понял, что этот тот, кто мне нужен. Гепид был техничен, работоспособен, силен, но однообразен, предсказуем. С ним я мог только улучшать технику. Перс был ленив, а потому подходил к поединку творчески, больше полагался на интуицию, скорость и ловкость, я бы даже сказал, скользкость. Он напоминал кусок мокрого мыла в мокрой руке. Было интересно, как перс вгонял в тоску гепида во время поединка. Сафрак начинал очень технично, казалось, сейчас выиграет, но Эллис выкидывал какой-нибудь непредсказуемый финт и побеждал. Подозреваю, что перс и сам не подозревал, что сделает, действовал спонтанно. Этому он учил и меня. А все свободное от тренировок время Эллис ел или спал, причем никогда не уставал ни от того, ни от другого.
Следующей весной я, как обычно, отвез рыбаков на Тендровскую косу, а потом продукты и инвентарь на медный рудник, забрав с него добытые медь и золото. Благодаря стараниям Хисарна добыча металлов повысилась процентов на десять. Предполагаю, что гот перекрыл каналы, по которым они разворовывались, потому что «главный инженер» с опаской посматривал на меня, ожидая наказания. Но Хисарн ничего мне не сказал, и я не стал вмешиваться. Часть меди продал в Херсоне. Один из мастеров по бронзе, который покупал у меня медь, рассказал, что раньше олово привозили из Гелона — города, расположенного на одном из правых притоков Дона, скорее всего, Северском Донце. Я вырос на берегу этой реки. Правда, в том месте она была шириной всего метра полтора и глубиной по щиколотку. Тюрки больше не мешали византийским судам ходить по Керченскому проливу, поэтому я решил прометнуться в края, где прошло мое детство.
Азовское море — самое мелкое и спокойное из всех морей. Самое страшное, что здесь может случиться, — сильным ветром сорвет с якорей и выбросит на мелководье. Впрочем, умудрялись и в нем затонуть в двадцать первом веке. Сдуру даже такое возможно. Северо-восточная его часть узка, в море вдаются несколько длинных песчаных кос. Я опасался налететь на одну из них, а неприятности возникли с другой стороны. Примерно от того места, где в двадцать первом веке находится город Ейск, к нам быстро плыли две длинные высокобортные лодки. У каждой весел по двадцать. Гребли в такт, слаженно.
— Бораны, — сразу определили мои матросы-греки.
— Что это за народ? — спросил я.
— Они и сами не знают. Разные люди там намешались, — услышал в ответ.
Наверное, типичный пиратский интернационал, которых объединяет не национальность или религия, а жажда наживы.
Я дал команду привести противника на кормовые курсовые углы, а сам зашел в каюту, где надел полный доспех и, кроме меча, взял арбалет и копье. Последнее прислонил к переборке ахтеркастеля, а сам поднялся наверх. Там уже стояли матросы и Вигила с арбалетами и Эллис с мечом и щитом. Перс, как обычно, когда не спал, что-то жевал. На лице полнейшее равнодушие. То ли он не сомневался, что отобьемся, то ли был уверен, что и боранам пригодится такой умелый фехтовальщик.
До передней лодки оставалось метров сто пятьдесят, когда я решил проверить их щиты на прочность. На носу ближней сидел воин, закрывшийся большим овальным щитом, обтянутым темно-коричневой кожей и с красным умбоном в центре. Время от времени боран выглядывал из-за щита, чтобы посмотреть, сколько осталось до цели. Когда он в очередной раз спрятался за щит, я выстрелил в середину овальной мишени чуть выше умбона. Болт вроде бы пробил его, но боран остался сидеть. Я перезарядил арбалет и собрался выстрелить в щит ниже умбона, но заметил, что тот начал клониться вперед, а затем и упал. До лодки теперь оставалось метров сто, и гребцы превратились в отличную мишень. Хватило одного залпа из десяти арбалетов, чтобы у боранов пропало желание нападать на нас. На ближней лодке перестали грести и пригнулись, прикрывшись щитами, которые раньше стояли вдоль бортов, а дальняя развернулась почти на месте и полетела в обратном направлении. Мы подошли к ближней лодке, сделали еще по выстрелу из арбалетов, а потом подняли на борт шхуны оставшихся невредимыми четырех человек. Раненых добили и отправили кормить рыб. Оружие и броню забрали, лодку взяли на буксир. Кольчуг досталось нам всего семь, и оружие было простенькое. Видимо, в последнее время дела у боранов шли неважно.
Возле устья Дона нас встретила маленькая лодка с двумя гребцами, безоружными, в старых рубахах и портах из грубого холста. Оба русоволосые, длинные, худые, мосластые. Они оказались лоцманами. Правда, такой профессии тогда еще не было, называли они себя проводниками.
— До Гелона сможете довести? — спросил я.
— Конечно, — ответил тот, что постарше, с раздвоенной бородой.
У второго борода была по форме, как штыковая лопата.
Мы договорились о цене — по серебряному милиарасию каждому, и они подплыли к борту шхуны. Поднявшись на палубу, с удивлением начали осматривать судно.
— А где весла рулевые? — спросил козлобородый.
— Мы румпелем управляем, — показал ему наше рулевое устройство.
Лоцмана подивились, но освоили быстро и похвалили, что рулить легче. Поскольку они собирались рулить двумя веслами, один — тот, что помоложе, — теперь оказался не у дел.
— Вы кто по национальности? — спросил я его.
— Греки, — ответил он на таком плохом греческом, что все мои матросы заржали.
Лоцман тоже улыбнулся. Добродушно, понимающе. Они, действительно считали себя греками, потомками жителей разрушенного кочевниками Танаиса. А то, что не похожи на греков и говорят на вульгарном греческом, их не сильно смущало.
— Боранская? — показал он на лодку, которую мы буксировали.
— Да, — ответил я.
