Роберт, граф Глостерский, разместился со своей свитой в холле большого дома на центральной площади. Мы правильно сделали, когда пробежали мимо этого дома, хотя Гилберт предлагал захватить именно его. Поживиться здесь особо было нечем. Да и попросили бы нас отсюда. Граф играл в шахматы с Вильгельмом де Румаром. Когда я с анжуйцами зашел в холл, граф Роберт как раз поставил мат лорду Болингброку.
— Вы с Ранульфом очень долго думаете, поэтому я вам и проигрываю! — как всегда эмоционально оправдал свое поражение лорд и, заметив меня, гордо заявил: — Я же говорил, что это рыцарь из моего отряда!
— Вот он наш герой! — сказал граф Роберт, обняв меня несильно и похлопав по спине. — Ты не лишен и отваги! — добавил он, перейдя на латынь.
— У хорошего полководца хорошие солдаты, — отблагодарил я на латыни.
— Чувствуется византийский стиль, — сказал он, довольно улыбаясь, и перешел на норманнский: — Лорд рассказывал, что ты служил у византийского императора.
— Я ни разу не видел императора, — честно признался я. — Служил на границе, воевал с кочевниками. Моим командиром был дукс стратилат Евпатерий. Это военно-административный руководитель территории с большое графство.
— Приходилось раньше штурмовать города? — спросил граф Глостерский.
— Да, — ответил я. — За неделю взяли Боспор Таврический. Он раз в десять больше Вустера, стены каменные, метров двенадцать высотой, башни еще выше.
— К счастью, у наших врагов таких пока нет, — сказал граф. — Благодаря твоему опыту и отваге мы захватили город. Если бы сегодняшний штурм не удался, пришлось бы снять осаду.
— Замок еще не сдался, — напомнил я.
— Замок мне не очень нужен, — отмахнулся Роберт Глостерский.
Так понимаю, важнее было насолить фавориту короля, подорвать его материальную базу.
— Пообещал им приемлемые условия капитуляции и предупредил, что иначе потеряют всё, — сообщил граф. — Дал им сутки на размышление.
— Надеюсь, они разумные люди, — добавил лорд Вильгельм.
— А если неразумные, у нас добычи будет больше, — сказал я. — Все самое ценное, что было в городе, сейчас в замке.
— Он твой вассал? — спросил граф Роберт.
— Не совсем, — ответил уклончиво де Румар.
Граф Глостерский понял его слова так, что я — вассал графа Честерского, который пока не воюет с королем Стефаном, и нахожусь здесь без ведома и разрешения своего сеньора.
— Он заслуживает награды, — сказал граф Роберт.
— Мой брат собирается дать ему лен, — выдал Вильгельм де Румар и подмигнул мне, предлагая не разоблачать его.
Я не стал. Если граф Честерский не прислушается к совету своего сводного брата, пожадничает, надеюсь, у меня будет возможность приехать к графу Глостерскому, напомнить о былой заслуге и пожаловаться на неблагодарность другого сеньора.
27
На следующий день замок сдался. В дом, который мы занимали, вернулись хозяева — мужчина в возрасте немного за тридцать, его жена лет двадцати и две девочки четырех и двух лет. Мы уступили им их спальню и мягкую кровать под балдахином, на которой спали впятером, улегшись не вдоль, а поперек. Это мне напомнило курсантские годы, кубрик на девяносто человек с двухъярусными койками, сдвинутые парами вплотную, благодаря чему чувствуешь дыхание соседа. При всем при том, это была ночь в теплом и сухом месте. Наша одежда впервые за несколько дней высохла полностью. Хозяйка заикнулась о пропавших вещах. Особенно ее возмутила пропажа обоих окон с цветными стеклами, которые к тому времени уже лежали в кибитке, упакованные в сено. На нее посмотрели так, будто произнесла несусветную чушь. Ладно бы была благородной дамой, а то ведь купчиха.
К ее и не только счастью, через день мы покинули город Вустер. Теперь наша армия двигалась на юг, во владения второго королевского фаворита Роберта де Бомона, графа Лестерского, по кличке Горбун, якобы родившегося на несколько минут позже Галерана. Подозреваю, что младшим сыном его объявили из-за физического недостатка. Говорят, он очень образован и хороший управленец. Это благодаря ему у короля Стефана нет проблем с деньгами, несмотря на склонность к расточительству.
Моя кибитка следует сразу за обозом Вильгельма де Румара. Она нагружена добычей и продуктами. В том числе везем недопитую бочку вина. Граф Глостерский выдает каждый день по литру вина, но два литра — это в два раза лучше. Места для ночлега в кибитке не осталось, поэтому мы с Нуддом спим под ней, а Умфра и Джон — рядом под таким же навесом, как рыцарь Томас со своим дядькой, только с другой стороны. Юноша теперь едет на молодом жеребце, дядька — на его старом, а кобыла, как положено, везет их припасы. У Томаса появилось несколько шиллингов — доля от продажи вина, и он, несмотря на уговоры дядьки, порывается потратить их на что-нибудь. Или кого-нибудь. Прошлым вечером на привале к нему подошла маркитантка, разбитная бабенка лет двадцати пяти, и, взяв Томаса за то место, которым в его возрасте думают, поинтересовалась, не хочет ли рыцарь чего-нибудь сладенького? Благородный рыцарь покраснел. Хотя хвастался, что затрепал пару девок из деревни своего отца. Дядька отогнал маркитантку. Томас сегодня целый день высматривал ее. Наверное, высмотрел, потому что после ужина исчез. Надолго ли — не знаю, поскольку был приглашен в шатер Вильгельма де Румара на партию в шахматы.
В доме, где я вырос, в одной из квартир жил дед Лущенко. Он воевал разведчиком во Вторую мировую, был человеком открытым, жизнерадостным, эмоциональным и очень любил играть в шахматы. Дед вышел на пенсию, а я приезжал в отпуск. Днем мы коротали время за игрой. Лущенко очень переживал, когда проигрывал, а врачи говорили, что у него слабое сердце. Поэтому его жена просила меня выигрывать не каждый раз. Что я и делал, поскольку дед Лущенко был хорошим человеком. Кстати, умер он в санатории, куда ему дали бесплатную путевку, как ветерану войны, в тихом и спокойном месте, где играть в шахматы, волноваться категорически запрещалось. Ровно через год в том же санатории умерла его жена, которая в шахматы играть не умела и вообще редко волновалась. Получается, что санатории опаснее шахмат.
Точно также я играю в шахматы с Вильгельмом де Румаром — выигрываю две партии из трех, но делаю это по другой причине. Если буду все время выигрывать, он меня возненавидит, а если проигрывать, перестанет уважать.
— Где бы ты хотел иметь манор? — спросил лорд, делая ход слоном, быстрый, необдуманный.
Я могу сделать конем «вилку» и сожрать его, но упускаю возможность. Мне надо, чтобы у лорда остался приятный осадок от этого разговора.
— На берегу моря, где-нибудь в тех краях, где Беркенхед, чтобы было ближе добираться до Ирландии, — отвечаю я.
Беркенхед бы меня полностью устроил. Модернизировать пристань, которая есть в устье реки — и лучшей базы для моего будущего судна не придумаешь.
— Сплавать с тобой, что ли, как-нибудь? — говорит лорд и делает хитрый ход, который грозит мне матом.
