Я забираю его ладью, а затем две пешки.
— Я проиграл, — признается граф Ранульф спокойно. Видимо, ему надоело играть.
— Я же тебе говорил, что Византиец — умный игрок, — говорит Вильгельм де Румар сводному брату, явно имея в виду не шахматы.
Интересно, где и когда он пересекся с Милем Глостерским? Наверное, во время недавних набегов на земли сторонников короля Стефана. Они были похожи характерами, боевитостью.
— Пожалуй, — соглашается Ранульф де Жернон, вставая из-за шахматного столика.
— Я буду нужен в ближайшее время? — спрашиваю графа Честерского. — А то хотелось бы, пока тепло, выпотрошить еще одного купца.
— Ты мне потребуешься после сбора урожая, в конце лета, — отвечает граф Честерский и уходит.
Это значит, осенью. У них тут пока два времени года — лето и зима.
А я тихо говорю Вильгельму де Румару:
— Когда решите захватить шотландского принца, позовите меня. Помогу разработать и осуществить план.
У лорда Вильгельма даже голова дергается от удивления.
— Надеюсь, граф даст мне за это Беркенхед, — продолжаю я.
Вильгельм де Румар натужно смеется и хлопает меня по плечу:
— Ох, и умный же ты!
Но во взгляде настороженность. Не доверяет он мне. Я для него чужой, непонятный.
— Я на твоей стороне, Вильгельм, — говорю ему, глядя в глаза. — Ты помог мне, а я помогу тебе, — и шутливо добавляю: — Тем более, что ты должен дать мне манор, когда станешь графом!
Он тоже улыбается, теперь уже облегченно, но очень серьезно обещает:
— Ты получишь манор.
— А пока скажи своим людям, пусть съездят со мной на пристань, заберут твой бочонок вина, — предлагаю я.
— Выпьем его вместе вечером. Приходи на пир, — приглашает лорд Вильгельм.
— Не могу, — отказываюсь я. — В конце прилива уплыву. Меня ждут.
Лучше убраться отсюда побыстрее и подальше: слишком много я знаю. За такое могут и ядом угостить.
— Граф Глостерский? — с пониманием произносит лорд Болингброк, не ожидая ответ.
Я и не отвечаю.
Уже в сумерках мы отшвартовались и спустились в устье реки Ди, где легли в дрейф. На рассвете подняли паруса и через несколько часов подошли к своей деревне. Выгрузили вино, которое я оставил для себя, часть трофейного оружия, которое было низкого качества, но состояло из железа, которое кузнец Йоро перекует во что-нибудь стоящее, и честерские покупки.
Я раздал остаток причитавшейся экипажу части добычи: матросам еще по шесть шиллингам, а старшинам — по девять. Шесть шиллингов — это большая горсть пенни, семьдесят две монеты. Многие мои матросы за всю жизнь не только не имели, но и не видели столько. Они были уверены, что в Честере получили всё, а теперь их распирало от счастья и собственной значимости. Они стали мужчинами, добытчиками. Юнги получили пять овец на двоих, которые при оказии отгонят их матери в Беркенхед. Пусть и она почувствует себя богатой валлийкой. В следующий рейс не взял братьев, поручил Гилберту готовить из них рыцарей. Если получится с шотландским принцем и стану собственником Беркенхеда, мне надо будет выставлять за него двух рыцарей. Первое время буду нанимать, но лучше иметь рыцарями родственников, которые будут защищать тебя не только за деньги. Линьяж — большой коллектив, связанный кровными, брачными узами, — не зря тут так распространен. Нудд и Рис сперва приуныли, но, когда узнали, что будут каждый день ездить на лошадях, сразу повеселели. Заодно я произвел ротацию матросов, чтобы и другие прошли боевое крещение и заработали.
35
Мы опять крейсируем неподалеку от устья реки Соммы. За это время успели захватить небольшое парусно-гребное судно тонн на десять, которое везло в Англию зерно нового урожая, кажется, пшеницу. Они пытались убежать, но, после того, как стрела убила шкипера, команда бросила весла. Матросы помогли нам перегрузить зерно в твиндек шхуны и отправились в обратный путь. Теперь я жалею, что отпустил их. Наверное, рассказали о нас другим судам, потому что два следующие дня не видели никого.
Утром третьего дня заметили парус на северо-востоке. Кто-то шел из Англии с попутным ветром. Я приказал отвернуть на северо-запад. Пусть думают, что не хотим с ними встречаться. Примерно через час, когда парус исчез за горизонтом, повернули на восток, а потом на юго-восток. Снова увидели этот парус уже с подветренной стороны. Тогда и легли на курс вест-зюйд-вест и пошли на сближение вплотную. Сначала на судне не обращали на нас внимания, наверное, считали попутчиками, но, разглядев необычные паруса, засуетились. Это был двадцати четырех весельный драккар. На корме у него имелась небольшая надстройка. Мы быстро догоняли судно. Гребут они, как догадываюсь, с утра, устали. Ветер крепчал, что больше помогало нам, чем им. Когда приблизились метров на триста, я приказал немного подвернуть, чтобы в итоге оказаться бортом к борту. Если подходить с кормы, надстройка закроет гребцов.
На надстройке драккара, огражденной невысоким фальшбортом, появились два человека в железных шлемах и с арбалетами. Привыкшие, что средний лук стреляет метров на сто-сто пятьдесят, чувствовали себя в безопасности. Но для большого лука триста метров — это рабочая дистанция. Что и подтвердили мои лучники. Каждый арбалетчик получил по стреле и упал. Больше на надстройке никто не появлялся. Мы догнали драккар, убили трех гребцов — и дальше он пошел только под парусом, постепенно поворачиваясь бортом к ветру, потому что и на рулевых веслах никто не работал. Мы подтянули его «кошками» к своему борту. Команда лежала на палубе, не собираясь сопротивляться. Пять моих матросов спустились на драккар, обыскали их, забрав все оружие вплоть до ножей. Арбалеты оказались примитивными, натягивались двумя руками. Зато шлемы у арбалетчиков были неплохие. Из конуры в надстройке вытащили купца, мужчину лет двадцати трех, пикардийца, одетого в добротное блио из тонкой шерсти. Следом вынесли бочонок, который служил ему сундуком, потому что там лежали счеты с четырьмя проволочными струнами и дюжиной белых костяшек на каждой, рог в медной оправе, маленькая красная шапочка и вырезанный из дерева и покрашенный в черный цвет рыцарь с занесенным для удара мечом. Так как на самом купце денег не нашли, мои матросы еще раз перерыли конуру и принесли мешочек с почти двумя фунтами серебра. Купец скривился так, будто сейчас заплачет. Но сдержался.
Трюм была забит овечьей шерстью. Перегружали ее вручную. Команда драккара стала в три цепочки, доставая охапки шерсти из трюма и передавая на шхуну, где ее принимали мои матросы и швыряли в трюм. Внутри пара матросов расталкивала ее к краям. Я вернул шхуну на курс зюйд-вест-зюйд, чтобы волна не мешала работать. Ветер уже был баллов шесть, а волна подросла до полутора метров. Казалось бы Ла-Манш — узкая лужа, но иногда здесь бывает не скучно.
Мы уже заканчивали перевалку, когда на юге появилось судно, большая галера, весел сорок, если не больше, которая шла прямо на нас. На полубаке и полуюте стояли солдаты. Явно военный корабль. Я подождал немного, чтобы убедиться, что именно мы ему нужны. Да, по наши души.
