Мы ударили с Гетеном по рукам в прямом и переносном смысле слова, и я начертил прутиком в двух проекциях в масштабе один к одному, что мне надо.
— Для арбалета? — просил по-валлийски Вилли.
— Да, — ответил я на английском.
Вилли меня понял, спросил удивленно:
— Откуда ты знаешь наш язык?
— Купец-сакс научил, — ответил я.
— А зачем тебе арбалет? — спросил Вилли.
— Охотиться буду, — нашелся я.
— Если поймают в лесу во время охоты, выколют глаза, — предупредил сакс.
Теперь понятно, почему валлийцы недолюбливают англосаксов.
— А кто поймает? — насмешливо спросил я.
Гетену мой ответ понравился.
— Дня за три сделаю, — сказал он, сняв прутиками разной длины размеры с моего чертежа на земле.
— Мне еще потребуются древки для болтов, три десятка, — сказал я и нарисовал, какой они должны быть длины, как утолщаться к хвосту, какой должен быть хвостовик под гайку.
— Еще дня два работы, — подумав, сказал Гетен.
— И еще пять рыб, — предложил я.
Мы опять ударили по рукам, и я пошел в кузницу.
Йоро работал мехами, раздувая пламя в горне. Там среди кусков древесного угля нагревался клинок от меча длиной около метра и шириной сантиметров десять.
— Не жалко? — поинтересовался я.
— Мне он больше не нужен: ни сыновей, ни внуков не осталось, — ответил Йоро. — Здесь его никто не купит, а в город отвезти некому.
— Ты не сделаешь мне прямо сейчас два крючка-тройника? — спросил я. — За каждый получишь по две трески.
— Сделаю, — усмехнувшись, согласился кузнец.
Мне кажется, я становлюсь для него забавным развлечением. В его монотонной жизни появилось разнообразие, причем доходное. Я нарисовал, что мне нужно. Размер уменьшил, чтобы железо сэкономить. Он взял кусок уже готовой проволоки и примерно за час сделал то, что я заказал. Пока Йоро работал, я раздувал меха, чтобы сталь не остыла. С перерывами. Кузнец бросал взгляд на металл в горне и говорил, чтобы я остановился. Через несколько минут предлагал возобновить. Закалив крючки, он спросил:
— Отпускать будем?
Изделие надо еще раз нагреть и дать ему медленно остыть, чтобы снять внутреннее напряжение.
— Конечно, — ответил я. — Завтра зайду и заберу.
Вернувшись домой (быстро я обжился!), застал Фион во дворе. Она рубила на дубовой колоде хворост, большая охапка которого лежала возле сарая. Как понимаю, хворост принесли из леса ее мать и сестры, поэтому их и не было дома. Увидев меня, Фион сразу вытерла пот со лба и поправила волосы. Я забрал у нее топор. Был он маловат, наверное, сделан для женщин, но рубил хорошо. Впрочем, на сухие нетолстые ветки чего-то супер хорошего и не надо. Я заканчивал работу, когда из дома вышла теща и что-то сказала своей старшей дочери. Если не ошибаюсь, позвала обедать. Что и подтвердила Фион жестами. Я попросил ее несколько раз произнести фразу «Иди кушать». Эту фразу в любом языке надо вызубривать в первую очередь. И еще слово «дай».
На столе стояла глубокая миска с чем-то напоминающим гуляш, только вместо мяса была рыба. Подозреваю, что треска. Рядом лежала большая лепешка, еще теплая, и стояла чашка с простоквашей. Ни ложки, ни вилки не было. Пришлось вместо ложки использовать куски лепешки. Женщин за стол не приглашал. Не поймут: им по уставу пока не положено есть вместе с мужчинами. Любезность им можно оказать, только поев быстро, пока они слюной не захлебнулись.
После обеда я первым делом изготовил деревянную ложку. Получилась она у меня не ахти, но в любом случае будет лучше кусков лепешки. Потом занялся шлюпкой. Она рассохлась. Надо законопатить и просмолить. И потребуются две жерди на мачту и гик, материя на парус и метра четыре прочной веревки.
Из дома вышла сытая и улыбающаяся Фион. Я показал ей, что мне нужны смола, пенька и киянка — деревянный молоток. Она закивала головой: мол, всё это есть. Вскоре вынесла из сарая большой пук серо-коричневой кудели, большой глиняный щербатый горшок со смолой, киянку и деревянное долото. Видимо, в сарае она потеряла улыбку и хорошее настроение, потому что смотрела на меня испуганно. Я кивком головы спросил: в чем дело? Фион сразу потупилась и, ничего не сказав, убежала в дом. Испугалась, что утону? Наверное, буду не первым, кого в их семье постигла такая участь.
Часа два или больше я конопатил щели. Последний раз занимался этим в мореходке. Был у нас блатной наряд — дежурство на лодочной станции. Вдвоем уходили туда на сутки, взяв сухой паек. Обычно прихватывали с камбуза еще килограмм пять картошки и покупали в магазине пару пузырей портвейна «Приморский» — по курсантской классификации «ПП (Пэ-Пэ)» или «Пал Палыч». Приходили на лодочную станцию вечером, принимали ее на ночь у боцмана и, когда он уходил, закрывали ворота за висячий замок. В спокойно обстановке, вдалеке от проверяющих, жарили картошку и уплетали ее под дешевое вино, перемежая процесс разговорами за жизнь. Утром боцман будил нас и поручал какую-нибудь работу. Один раз мне пришлось конопатить шестнадцативесельный ял. От форштевня и до конца наряда.
Закончив конопатить, пошел искупаться в море. Я не морж, но люблю окунуться в холодную воду. Самый приятный момент — когда выходишь из нее. Может, благодаря закаливанию, а не только Фион, не загнулся от переохлаждения. Хотя ученее утверждают, что стойкость к переохлаждению — качество очень индивидуальное. Закаленный человек при нулевой температуре воды умирает через несколько минут, а незакаленный немецкий летчик, сбитый над Баренцевым морем, пробултыхался в такой полтора часа и остался жив. Кстати, морская вода, благодаря своей солености, замерзает при температурах ниже нуля градусов.
На стрельбище пятеро подростков пятнадцати лет практиковались в стрельбе из луков, еще пятеро ждали своей очереди, а четверо, разбившись на две пары, бились на деревянных мечах. Довольно неумело. Зато лучники работали отлично, стреляли быстро и метко. За минуту каждая мишень превратилась в дикобраза. Стрелы торчали рядышком одна возле другой. Пока первая пятерка выдергивала свои стрелы из мишени, вторая вышла на исходную, приготовилась к стрельбе. Ближний ко мне лучник, подмигнув своим товарищам, предложил мне жестом пострелять из его лука. Я, улыбнувшись, показал жестами, что не умею. Зато готов сразиться на мечах. Я попросил у самого слабого на вид паренька его деревянный меч, а остальным троим предложил сразиться со мной.
— Трое на одного? — уточнили они.
— Да, — подтвердил я.
Они заулыбались, предвкушая победу, и разошлись, чтобы атаковать меня с разных сторон. Весело загомонили и их товарищи, ожидая забавное зрелище. Я стоял на месте, держал меч параллельно земле на уровне живота. Начал движение вперед только в тот момент, когда эти трое по команде одного из них бросились на меня. Двумя быстрыми движениями выбил оружие из рук тех, кто оказался передо мной, а потом развернулся, отбил удар заднего и приставил острие своего меча к его груди. Пацаны сразу замолчали. Как догадываюсь, их поразило не то, что я справился с тремя, а легкость, быстрота, с которой проделал это. Я отдал меч хозяину и пошел к морю. Говорить они начали, когда я успел удалиться метров на тридцать. Мы всегда недооцениваем то, в чем сильны, и переоцениваем то, в чем слабы.
