Подошел слуга с двумя бокалами вина и дал один мне. Я взял. Слуга, вместо того, чтобы отдать второй бокал графу, продолжал стоять возле меня. Я не понимал, почему он медлит, но чувствовал, как нагнетается напряжение в холле. Вдруг до меня дошло, что боятся яда.
Я усмехнулся, сказал шутливо:
— Слишком примитивно для меня. Я мог бы придумать что-нибудь поумнее, — и залпом выпил вино и перевернул пустой бокал, с которого на деревянный пол, устеленный циновками из соломы, упали последние капли.
— У меня слишком много врагов, — извиняющимся тоном произнес Роберт Глостерский и отпил вина из второго бокала, который подал ему слуга.
— Мы чего-то стоим, пока у нас есть враги, — поделился я жизненным опытом.
Граф кивком головы согласился со мной.
— Хорошее вино, — подтвердил он.
— Если в него добавить немного перца, станет не таким приятным на вкус, но поможет вылечиться, — сообщил я.
— Действительно? — не поверил граф.
— Мне помогает, — произнес я и протянул свой бокал слуге: — Еще налей.
— И принеси перец, — приказал граф Роберт.
Я показал, сколько надо добавить на бокал, приказал сделать и себе. Вино с перцем поднимут температуру тела, которая поможет организму справиться с болезнью. Мне будет профилактикой, а графу может помочь. Второй бокал я пил не спеша.
— Говорят, ты помог захватить Линкольн, — сказал Роберт, граф Глостерский.
— Это было несложно. Нападения не ждали, — ответил я.
— Но все же… — не согласился он. — Как все было?
Я рассказал, как захватили башню и впустили в город отряд.
— Скоро буду в Линкольне, посмотрю на месте, — сообщил он. — Выдаю дочь Матильду за твоего сеньора.
— Это очень выгодный брак для обеих сторон, — решил я.
— А граф Ранульф, видимо, так не считал, долго не мог решиться, — с усмешкой произнес граф Глостерский. Видимо, нерешительность графа Честерского уязвила его.
— Мне кажется, он просто боялся жениться, — выдвинул я версию. — И зря. Сократ утверждал: «Если попадется хорошая жена, будешь счастливым, а если плохая, станешь философом», — поделился я и закончил шутливо: — Сократ стал философом, великим философом.
— Ты читал Платона?! — удивился граф Роберт.
— И не только, — ответил я и на ходу сочинил легенду: — Я был четвертым сыном. Меня готовили в священники. В детстве несколько лет прожил в монастыре, получил хорошее образование. Потом погибли два старшие брата, и отец забрал меня из монастыря, стал готовить в воины. После первой моей битвы я сразу стал и рыцарем, и единственным наследником. Через неделю меня женили. Невесту, дочь барона-соседа, я впервые увидел в церкви во время венчания. — И закончил шутливо: — Философом не стал.
— Я тоже воспитывался в аббатстве и получил хорошее образование, — сообщил граф и тоже шутливо закончил: — И философом не стал, хотя желание было.
Мы поговорили с ним о Аристотеле и Платоне. Граф Роберт знал их труды лучше меня, хотя я читал в оригинале в Византии, а он в переводе на латынь. Кстати, между тем, что я читал в Византии в шестом веке, и тем, что изучал в институте в двадцатом, были, как говорят в Одессе, две большие разницы и четыре маленькие.
— Я поддерживаю несколько ученых, — признался граф Глостерский. — В частности, Гальфрида из Монмута и Вильяма из Мальсбери. Не читал их труды?
— Увы! — сознался я.
— Я пришлю тебе их рукописи, — пообещал граф и вытер капельки пота, выступившие на лбу.
— Тебе надо сейчас лечь в теплую постель и обильно пропотеть, — посоветовал я. — Тогда к утру выздоровеешь.
— Да, что-то я себя совсем плохо чувствую, пора мне прилечь, — произнес граф, вставая. Уже сделав несколько шагов, он обернулся и сказал: — Я покупаю весь твой груз. Утром пришлю своего эконома.
На следующий день на пристань прибыли арбы, запряженные волами. Их сопровождали эконом верхом на темно-гнедом коне и несколько вооруженных пеших слуг. Эконом был худым, длинным, отчего постоянно сутулился, будто проходит в низкий дверной проем, и очень дотошным. Он простучал чуть ли не все бочки, убеждаясь, что полные. Хотя, если бы они были пустыми, слуги определили бы по весу и сказали ему. Три бочки оливкового масла и пять бочек вина я оставил для себя. Выгрузку закончили к вечеру и я поехал с экономом в замок за деньгами.
Роберт, граф Глостерский, выглядел намного лучше, чем вчера. Он все еще кутался в плащ, но лихорадочный румянец и блеск в глазах исчезли.
— Твое вино с перцем вылечили меня! — радостно сообщил он.
— Я рад! — от души произнес я.
— А то уже думал отложить свадьбу дочери, — рассказал он. — Представляю, как бы обиделся граф Ранульф!
— Где будет свадьба? — спросил я.
— В Линкольне, — ответил граф Глостерский.
— Не близкий путь, — пришел я к выводу. — Особенно для больного человека.
— А что делать?! Граф Ранульф не хочет покидать свою новую крепость. Боится, что отберут, — сообщил Роберт Глостерский.
— Если король решил отобрать, то присутствие в замке граф Честерский ему не помешает. Только это был бы не самый умный поступок, — высказал я свое мнение.
— Король Стефан имеет склонность к таким поступкам, — поделился граф.
— Я видел его мельком, может быть, ошибаюсь, но у меня сложилось мнение, что он нуждается в хороших советниках. То ли он не слушает их, то ли слушает слишком многих, — поделился я.
Граф Роберт улыбнулся:
— Скорее второе, — и добавил с ноткой горечи: — Причем умные советники ему быстро надоедают.
— Боится, что умные займут его место, — сделал вывод я.
— И зря, — произнес граф Глостерский и переменил тему разговора: — Насколько помню, у тебя быстрое судно.
— Да, — согласился я, — но его скорость зависит от направления и силы ветра.
— Как быстро ты сможешь добраться до Честера? — спросил граф Роберт.
— При западном ветре, как сегодня, за двое с половиной суток, — ответил ему.
— Брайен Фиц-Каунт говорил мне, что у тебя довольно сносные условия на судне, — сказал граф Роберт.
— Только для нескольких человек, — предупредил я.
— Этого вполне хватит, — сказал граф Глостерский. — Я решил с дочерью и женой добраться на твоем судне до Честера. К тому времени, надеюсь, окончательно выздоровею. Или, что скорее, не заболею еще больше. Возьму с собой часть рыцарей. Остальные с обозом доберутся по суше. А уже от Честера поедем на лошадях.
— Да, так будет удобнее, — осталось согласится мне. Мое мнение никто ведь не спрашивал.
Графу, его жене Мабель, грузной женщине с грубым и простоватым, я бы даже сказал, крестьянским, лицом, и их дочери Матильде, пошедшей в маму, но еще не располневшей, я уступил свою каюту. Сам перебрался в старшинскую на нижнюю кровать. Умфра и Джон делили верхнюю, а юнги отправились в кубрик на бак. Пять лошадей и три десятка рыцарей плыли в трюме. И не жаловались. Там было сухо, что, по словам одного из них, было редкостью на норманнских судах.
