Еще один отряд под командованием Умфры оставил защищать башню наверху. Они должны были вытащить трупы и мебель на стену и сделать завал, чтобы легче было отбиваться.
Со второй половиной десанта пошел к следующей башне. Там уже поработали мои ребята, зачистили территорию. Башня была круглая, поменьше, в ней несли службу восемь солдат и один командир. Тоже не рыцарь. На его ярусе стоял такой тяжелый перегар, будто здесь выпили и потом заснули не меньше сотни человек. А нашли всего один пустой мех емкостью литра на три. Нудда с пятью человеками я оставил охранять нижнюю дверь, а сам с Рисом поднялся наверх, где мои матросы делали на стене перед башней баррикаду из трупов, кроватей, стола. Затем я расставил людей, чтобы могли обстреливать все походы к башне. Теперь осталось дождаться рассвет и реакцию жителей города на непрошенных гостей.
Зимой время тянется медленнее. Наверное, тоже замерзает и с трудом передвигается. Я спустился вниз, к горящему камину. Труп командиры-пьяницы унесли, благодаря чему почти полностью исчез запах перегара. Остались только его кольчуга, шлем, меч, одежда и сапоги. В привычке раздевать врага догола кроется, наверное, не только жажда наживы, но и желание унизить.
Не успел я прилечь и закрыть глаза, как появился Нудд и доложил:
– Светает.
Я поднялся с ним на самый верх башни и приказал вывесить «флаг» – сюрко с моим гербом на шесте. Его повесили так, чтобы виден был только осаждающим город. Тоже самое сделали и на угловой башне.
Ко рву между захваченными нами башнями сразу побежали солдаты графа Анжуйского. Они несли длинные доски, чтобы сделать мостки для преодоления рва, и лестницы, чтобы взобраться на стену. Бежали, как им приказано, молча.
Их заметили с соседней башни, но тревогу подняли не сразу. Наверное, ждали, что мы сделаем это. Только когда через ров были наведены мостки и первую лестницу перенесли через него и начали устанавливать к стене, на соседней башне затрубили в рог, громко и протяжно. Из нее вышли пять человек с короткими копьями и сразу остановились. Наверное, только что заметили сделанную нами баррикаду. А ведь между башнями всего метров пятьдесят.
– Убрать их! – приказал я.
Стражники успели закрыться щитами от летящих стрел. Только не учли, что эти стрелы легко пробивают щиты.
Внутри города вдоль стены к захваченным башням бежали с двух сторон по отряду солдат, в каждом с полсотни копий. Возглавляли из рыцари. Того, что возглавлял ближний ко мне отряд, я убил выстрелом из арбалета. Следом полегла под стрелами третья часть его отряда. Остальные сразу развернулись и побежали в обратную сторону. Из зоны обстрела унесли ноги всего человек пять. Похожий результат был и со вторым отрядом, который обстреляли люди Умфры.
А на стену по лестницам поднимались солдаты графа Жоффруа. Когда набралось человек двадцать, я послал их к следующей башне. Следующую двадцатку послал в противоположную сторону. Остальные потом сразу бежали на помощь своим товарищам, одни налево, другие направо. Мои ребята только показывали им направление. Уходить с захваченных нами башен я им запретил. Мы свое дело уже сделали. Дальше пусть другие рискуют и зарабатывают награды.
Впрочем, никому рисковать не пришлось. Над надворотной башней, через которую шел кратчайший путь к шатру графа Анжуйского, появилась хоругвь командира городского гарнизона. Ее, под рев нескольких рогов, опустили вниз и начали водить из стороны в сторону, сообщая о прекращении сопротивления. Тут же трубы Жоффруа, графа Анжуйского, известили о приостановке боевых действий. Солдаты продолжали подниматься на стену, но дальше не шли. Грабить город ведь не разрешили. Граф Жоффруа умнее супруги, императрицы Мод, не хочет сразу напрягать отношения с жителями своей новой столицы.
20
Хотя было завоевано еще не всё герцогство, Жоффруа, граф Анжуйский, не стал откладывать дело в долгий ящик и на следующий день после захвата Руана провозгласил себя герцогом. Точнее, сделал это архиепископ в Руанском соборе, а также все благородные и просто благодарные жители столицы. А что им оставалось делать?! Людям было плевать с высокой колокольни, кто ими правит, лишь бы установился порядок. Раз Жоффруа Анжуйский оказался сильнее, значит, крикнем ему: «Да здравствует герцог!». Победит Стефан, крикнем еще раз. В собор я не сумел протиснуться. Анжуйцы показали, что в придворных маневрах они будут посильнее, чем на поле боя. Главное, что граф Анжуйский видел меня у входа в собор, а во время церемонии ему будет не до мелких вассалов.
Зато за пиршеским столом оттеснить меня не смогли, потому что места там расписаны четко. Ближе к новоиспеченному герцогу сидели самые богатые бароны, потом – средней руки, в том числе и я. Дальше – мелочь пузатая. Рыцари-вассалы баронов пировали этажом ниже. Мне и сидевшему ниже меня нормандскому барону досталось по отдельной тарелке, медной, а вот дальше одну тарелку давали на двоих. Как мне позже рассказали мои рыцари-валлийцы, им вообще дали одно деревянное блюдо на четверых. Правда, очень большое. Холл, в котором мы сидели, был украшен обоями из тканей, на которых изображалось, как Вильгельм Завоеватель захватывает Англию. Примерно такое же я видел в музее на ковре из Байо. Кто из них у кого содрал – не знаю. Впрочем, это могли быть две самостоятельные версии.
Начался пир со сладкой выпечки и легкого вина, белого и красного вперемешку. Затем пошло мясо: говядина, свинина, баранина. Дальше начали приносить разнообразную жареную птицу, включая лебедя, к подрумяненной тушке которого приделали белые крылья. «Дичь жареная, не улетит». К птице начали подавать крепленое вино. Если не ошибаюсь, испанское. Музыканты здесь были получше. Да и певцы ничего. Они уже сложили две баллады о том, как герцог Жоффруа захватил Руан. Это, видимо, будущие трубадуры. Или, судя по уровню подхалимажа, уже настоящие?!
Герцог Нормандский не долго сидел за столом. С небольшой группой приближенных он поднялся на этаж выше, где находились его личные покои. Я тоже ушел. Отправился ночевать в дом богатого купца, где меня разместили на постой, потому что не хотел проснуться утром рядом с незнакомым человеком, который будет дышать мне в лицо застоявшимся перегаром. Мои рыцари ушли со мной. По пути они орали песни на валлийском языке.
Застолье продолжилось и на следующий день. И на третий. Мы приходили к столам примерно в полдень и уползали поздно вечером. Кое-кто отказывался ползать, ночевал неподалеку от стола и даже под ним. Только на четвертый день перед началом пира меня пригласили к герцогу Нормандскому на беседу. Герцог сидел в дальнем от лестницы конце холла на широком стуле, рассчитанном на двоих, с очень высокой спинкой, причем не украшенной резьбой. Зато стоял стул на помосте, отчего голова сидящего герцога Жоффруа была на одном уровне с моей, хотя я стоял. Рядом за двумя низкими столиками сидели два писца. На стульях и скамьях по обе сторону от герцога расположилась его свита, в том числе и виконт, а нет, теперь уже маркиз Генрих со своим новым учителем Гильомом Конхезием, который называл себя философом. Гильом умел красиво болтать обо всем, включая то, о чем понятия не имеет. На этом и заканчивалась его ученость. Если исходить из того, что философия шляется там, куда пока не добралась наука, то Гильом Конхезий был истинным философом. Видимо, у юноши сейчас был урок ведения государственных дел. В роли преподавателя выступал отец. Юный наследник явно предпочел бы помахать мечом или хотя бы побегать по двору.
