Алику размеры Путивля удовлетворили, особенно Детинец, который был больше и мощнее крепости ее отца. Подозреваю, что ожидала она худшего. Пока переправлялись через реку на пароме, я показал ей, где что находится, кто из встречавших нас кем является. На пристани в первом ряду стояли члены моей думы — сотник Матеяш, попы, купцы и ремесленники. Все разодеты в шелка и меха, несмотря на жару, и обвешаны золотом и серебром. Не знал, что у меня такие богатые поданные. Они все время жаловались, что чуть ли не с голоду помирают. Привычку ныть и прибедняться русские пронесут через века. В основе ее лежит уверенность, что, если похвастаешь чем-то, обязательно сглазят. Присутствовал и настоятель монастыря Вельямин. Он единственный был в простой рясе, не новой, но чистой. Крест имел медный на льняном гайтане, правда, внушительного размера, так сказать, по чину. Епископ Феодосий не стал осложнять отношения со мной, утвердил его. Но игумен прибыл, скорее всего, в благодарность не за это. Я приказал Будише сразу, как приплывет в Путивль, отправить в монастырь часть вина, оливкового масла и бумаги. Это была малая плата за отнятые у монастыря деревни.
После обмена приветствиями и поцелуями, третий сын воеводы Увара Нездинича (старший был со мной в походе), двенадцатилетний отрок, одетый в червчатый шелковый кафтан, вышитый серебром, и в шапке из черно-бурой лисицы, великоватой на него, постоянно сползающей на глаза, подвел мне вороного коня, на котором была шитая золотом попона, высокое, рыцарское, сделанное по моему заказу седло с позолоченными луками, а к ремням узды были подвешены с каждой стороны лошадиной головы по пять золотых медальонов с ликами святых. Все это золотое излишество — самодеятельность путивльских горожан, то ли замаскированная взятка, то ли признание моих заслуг. Алику посадили в возок, застеленный собольим покрывалом, на вышитые золотыми и серебряными нитками подушки. У запряженной в возок белой кобылы в хвост и гриву были вплетены разноцветные ленты, а под дугой висели маленькие серебряные колокольчики. На козлах сидел второй сын воеводы, четырнадцатилетний юноша, одетый также, как младший брат, но с серебряной запоной на шапке в виде раскинувшего крылья орла. Умеют мои подданные пустить пыль в глаза. На Алику они произвели впечатление. Догадываюсь, что такой роскоши княжна у себя дома не видела.
Воевода Увар встретил нас, как положено, у ворот Детинца. У этого шапка была с золотой запоной в виде орла, а червчатый кафтан расшит золотыми нитками. Сняв шапку и поклонившись и поприветствовав меня и княжну, взял под узду моего жеребца и повел к княжескому двору. Там в воротах встречал ключник, на котором поверх темно-синего кафтана был еще и зеленый опашень длиной до пят, расшитый золотом в виде кленовых листьев. Бобровая шапка была высока и уже тяжеловата для тонкой шеи Онуфрия. Спереди на ней был сделан разрез, соединенный внизу тремя золотыми цепочками. Внутри разреза, выше цепочек, был овальный эмалевый образок с золотой оправе. Этот после приветствия повел под узду кобылу Алики к другому крыльцу. До свадьбы она будет жить в отдельном тереме, в который селили гостей. Таких теремов на княжеском дворе три. На первом этаже в них находились кладовые, в которых гости могли хранить подарки, сначала привезенные, а затем полученные, а на втором — большие сени с дверьми в три спальни. Крытыми переходами эти терема соединены с княжеским.
Возле крыльца моего терема стояли трое половцев. На всех островерхие шапки с лисьей опушкой, червчатые кафтаны из сукна, купленного или отнятого у русичей, черные порты до колен и сапоги с острыми, чуть загнутыми вверх концами. У одного была длинная и наполовину седая борода, а у остальных светло-русые, жидкие и короткие. Невозмутимыми взглядами они смотрели на меня.
— А половцы что здесь делают? — спросил я у воеводы Увара.
— Свататься приехали, — ответил он. — Три недели уже ждут тебя. Им сказали, что ты с невестой едешь. Решили сами убедиться.
— Скажи им, что приму вечером, — распорядился я. — Думу собери. Игумена и ключника пригласи обязательно. Вместе послушаем их.
Толстая шея без хомута никому покоя не дает. Всем сразу становится плохо, когда кому-то рядом хорошо, поэтому и предлагают невест.
К нашему приезду протопили баню. Я попарился, отведал веника березового. Банщик измолотил веник о мою спину так, что тот стал напоминать его шевелюру, похожую на мочалку. Попив кваску из ледника, я переоделся в парадный кафтан и пошел в горницу, где меня поджидали члены думы. Они встали, когда я вошел. Все были в тех же нарядных одеждах, в которых встречали меня на пристани. Игумен Вельямин стоял первым по левую руку от помоста. Судя по взглядам попов, они относились к нему с почтением. Настоятель сумел изменить жизнь монастыря в лучшую сторону. Монахи теперь молились, постились и работали, а не лезли в мирские дела. Несколько монахов ушли в другие монастыри. Наверное, те самые, мордатые. Заняв свое место, позабыл махнуть рукой, чтобы и они сели. Меня отвлек мой стул, который заскрипел. Говорил ведь ключнику, чтобы сделали другой, с высокой спинкой. Смотрю на членов своей думы и не понимаю, почему стоят?
Потом вспомнил свою прямую обязанность и разрешил:
— Садитесь. В следующий раз, если я сел и ничего не сказал, значит, и вам можно садиться. — Когда они заняли свои места, объявил: — Я хотел бы женится побыстрее. Давайте обсудим, когда и как лучше справить свадьбу? Я еще плохо знаю ваши обычаи, не хотел бы какой-нибудь нарушить.
Первым взял слово поп Калистрат:
— Самое ранее — через одиннадцать дней.
Остальные попы закивали головами, соглашаясь с ним. Видимо, они уже все заранее подсчитали, выбрали нужную дату. Я не стал спрашивать, на чем основывался выбор. Пусть думают, что от них что-то зависит. Это повышает самооценку подчиненных и их лояльность руководителю.
— Невесту надо подготовить, нашему обряду обучить, — продолжил поп.
— Уже обучена, — сообщил я.
— Князей-соседей надо пригласить, — подкинул воевода Увар.
— А они приедут? — спросил я с сомнением.
— Пригласить все равно надо, — ответил воевода.
— Ты придумал, ты и будешь выполнять, — сказал я, вспомнив, что инициативу подчиненных всегда надо наказывать исполнением ее. — Поедешь в Чернигов, к князю Мстиславу. Мончук отправится в Новгород-Северский, а Будиша — в Рыльск. Вести себя с достоинством. Если откажутся, не упрашивать, но и не упрекать. Наше дело — пригласить, их дело — отказаться. Отправитесь завтра утром.
— Как скажешь, князь, — ответил за всех воевода Увар.
— Княжеского меда много у вас? — спросил я игумена Вельямина.
— Бочек десять наберем, — ответил он.
— Привозите, я заплачу, — сказал ему.
— Это будет наш подарок, — отказался от денег игумен.
— Тогда взамен получите телегу соли, — решил я.
— Соль нам нужна, — не стал отказываться настоятель монастыря. — Огурцы нечем солить, а скоро грибы пойдут и яблоки, а потом капуста.
— И рясу тебе новую пошьем к свадьбе, — сказал я. — Не тщеславия ради, а из уважения к гостям.
