— Это их стрелы и болты! — кричат рассерженные воины. — Надо отомстить!
Обладатель властного голоса пытается урезонить разбушевавшуюся солдатню, но его речь тонет в возмущенных выкриках. Недисциплинированное войско опаснее для своего командира, чем для врагов. Властный голос замолкает. Я слышу, как раздвигают поставленные в круг телеги и арбы напротив лагеря ромеев. С громкими воплями латиняне бросаются на своих бывших союзников. Они не обращают внимания на то, что «изменники» ведут себя, как люди, не знающие за собой вины. Когда противник не сопротивляется, его так приятно убивать. Чувствуешь себя героем. Ромеи, правда, быстро оценивают ситуацию и начинают разбегаться в разные стороны. Темнота помогает им. Оттуда они посылают несколько стрел и болтов в латинян, убеждая последних, что обвинения в измене были не напрасны.
Когда я прихожу в наш лагерь, там уже находятся сотни две ромеев. Один из них, судя по одежде, знатный грек с темными курчавыми волосами, орлиным носом и большим ртом, вокруг которого усы и борода выбриты. Они с царем сидят у костра, и ромей, отхлебывая вино из поданного слугой кубка, возмущенно жалуется Ивану Асеню на коварство латинян. Болгарин кивает головой, соглашаясь с ромеем.
Я подсаживаюсь к костру на седло, принесенное слугой, и насмешливо говорю Ивану Асеню:
— Латиняне напали на ромеев. С чего бы это?!
— Разве их поймешь, выродков?! — в тон мне произносит царь Иван. — Вот Алексей Тарханиот, — кивает он на ромея, — командир ромеев, тоже не может понять, за что на них, спящих, напали?! Говорит, что он и его воины готовы завтра отомстить за подлое нападение.
— Дадим им такую возможность, — соглашаюсь я и беру поданный слугой бокал с вином.
Стоит нам с царем хоть на минуту присесть, как слуга сразу подает вино. Это уже пожилой мужчина с вытянутым лицом почти без подбородка. Ему еще в молодости отрезали язык. За что — рассказать не может. Наверное, за это похвальное качество его и взял в слуги отец царя, тоже Иван Асень, которым сын очень гордится и называет Старым Асенем.
— Это Александр, князь Путивльский, — представляет меня болгарский царь.
— Тот самый, что взял сарацинский город? — спрашивает Алексей Тарханиот.
— Видимо, да, — отвечаю я, приходя к выводу, что отсутствие средств массовой информации абсолютно не влияет на скорость распространения слухов.
— Говорят, ты защищал Константинополь, — продолжает знатный ромей.
— Это было не самое удачное сражение в моей жизни, — молвил я.
— Для моего отца оно было последним, — сообщил Алексей Тарханиот.
Я не стал спрашивать, что заставило его воевать на стороне убийц отца.
— Иоанн Дука Ватацес неплохо справляется с латинянами. Наверняка ему нужны толковые офицеры, — подсказываю я.
— Я уже думал об этом, но граф Генрих обещал мне имение, — рассказал ромей. — Теперь граф погиб, а его вассалы подло напали на нас. Отомщу им и уеду к Вацатесу.
42
На рассвете латиняне, бросив арбы и большую часть награбленного, снялись и с небольшим обозом из телег, нагруженных, видимо, тяжело раненными и самым ценным имуществом, начала отступать в сторону Адрианополя. Они разделили свой отряд на две части. Одна, меньшая, в которой были и легко раненые, шла впереди обоза, вторая, более боеспособная, — позади. Рыцари и сержанты ехали сразу за обозом. Наверное, чтобы иметь возможность помочь обеим частям отряда в случае необходимости. Надо признать, командир у них толковый. Такого нельзя отпускать живым.
О чем я и сказал царю Ивану Асеню, который ехал рядом со мной:
— Мы слишком многому научили этих. Такие знания не должны попасть на вооружение остальным латинянам.
— Будем преследовать их хоть до стен Адрианополя, пока не перебьем всех, — согласился со мной царь Болгарии.
Впереди нас скачет отряд половцев. Они висят на хвосте у латинян, как назойливые мухи, постоянно обстреливают из луков, изображают нападение. Латиняне сперва останавливались, готовились отразить атаку. Затем привыкли и перестали обращать на кочевников внимание. Только ругались, когда в кого-нибудь попадала стрела. Осталось латинян около трех сотен. Теперь нас было больше, раза в два с половиной, но мы не нападали, просто шли за ними. Пусть думают, что мы их боимся.
Следом за сопровождающими нас с царем конными дружинниками идут перебежавшие на нашу сторону ромеи. Точнее, большую часть перебежчиков составляют романизированные славяне. Их около двух с половиной сотен. Утром к нам прибилось несколько десятков разбежавшихся ночью по долине ромеев. Увидели, что их «однополчане» идут с оружием и в доспехах, и решили, что в стаде будет спокойнее. Им обещана часть трофеев, если сразятся с латинянами. Уговаривать никого не пришлось. Эти ребята мотивированы перебить латинян даже больше, чем мы. Ромеи, легко предающие всех, жутко ненавидят предателей. Славяне предают с неохотой, поэтому еще жестче мстят за предательство. Сегодня перебежчики первыми пойдут в атаку.
Несколько минут назад из придорожных кустов вылез болгарский крестьянин, подошел к царю Ивану и доложил:
— За следующим поворотом.
Это был один из проводников, которые ночью повели наших лучников и арбалетчиков к месту новой засады. Латинян, которые видят наше войско позади себя, ждет впереди сюрприз. Надеюсь, у Мончука хватит ума пропустить передовой отряд и начать отстрел с рыцарей.
Когда хвост колонны латинян скрывается за поворотом, я оборачиваясь и приказываю:
— Коннице принять влево, пропустить ромеев! — Затем говорю Алексею Тарханиоту, который скачет на одолженном ему коне позади нас с царем: — Сейчас латиняне попадут в засаду. Добейте их.
— Ромеи, за мной! Бегом! — командует он и пришпоривает коня.
Я машу половцам, чтобы пропустили пехоту. Сутовкан и его люди предупреждены, поэтому сразу перемещаются к левой обочине, к крутому, поросшему деревьями и кустарником склону, который спускается к дороге. Справа от дороги уходит вниз еще более крутой склон, тоже поросший невысокими деревьями и густыми зарослями кустов.
Впереди слышатся вопли латинян и ржание раненых лошадей. Это принялись за дело наши стрелки. Ромеи переходят на бег. Наверное, боятся, что всех врагов перебьют без их участия. Я тоже пришпориваю коня, чтобы не отстать от ромеев.
Половцы пропускают и конных дружинников. Кочевникам привычнее атаковать убирающих противников. Пока враг дает отпор, пусть с ним сражаются другие.
Мы с царем Болгарии выезжаем из-за поворота как раз в тот момент, когда ромеи врезаются в неровный строй латинян. Я не вижу ни одного конного рыцаря или сержанта. То ли их всех перебили, то ли они спешились, чтобы меньше подставляться. Какое-то сопротивление оказывают только последние шеренги латинян, которым приходится одновременно отражать нападение ромеев и уклоняться от стрел, болтов и камней, которые летят сверху. Передовой отряд быстрым маршем отрывается от преследования, бросив своих товарищей.
