— Вижу судно! — донеслось из «вороньего гнезда».
Откуда здесь могут быть суда?! Сейчас не двадцать первый век, когда в этом районе за вахту с десяток судов можно встретить. Тем более, что я приказал на рыбацкие суда не обращать внимание. Наверное, какой-то русский купчишка решил смотаться в Херсон за товаром.
Я прошел к полубаку, чтобы посмотреть, кого заметил впередсмотрящий. Не увидел ни одного судна.
— Где оно? — спросил я, задрав голову к топу грот-мачты, на которой, как самой высокой, находилось «воронье гнездо».
— Сзади нас, — ответил впередсмотрящий и показал рукой. — Две галеры, большие и узкие.
Последнее слово меня насторожило. Торговые галеры узкими не делают. Я быстро перешел на полуют, чтобы посмотреть, кто за нами гонится. Это были военные галеры. То ли таможенник решил, что я должен заплатить пошлину, то ли, что скорее, генуэзец посчитал, что пора убрать меня из этого района, чтобы не мешал их торговле. В следующий раз ведь мне может попасться и генуэзское торговое судно. Обе галеры были метров около тридцати длиной и пяти шириной, шестидесятивесельные, с двумя мачтами, на которых латинские паруса были убраны. Я видел эти галеры в порту. Они стояли у причала в другом конце бухты, одна лагом к другой. Еще подумал, что и в шестом веке на том месте стояли военные галеры. Сейчас они шли строем кильватер, делали не меньше шести узлов. Такую скорость они вряд ли продержат долго, но все равно будут идти быстрее нас, если не изменим курс.
— Палубной команде аврал! — скомандовал я.
Дружинники уже догадались, что погоня не предвещает ничего хорошего. Они быстро отработали с парусами, когда шхуна изменила курс влево, в сторону открытого моря. Теперь ветер был почти попутный. Скорость шхуны сразу подросла узлов до пяти. Это, так сказать, экономичная скорость галеры, с которой она может идти несколько часов. Гребцам, наверное, предложили часть богатой добычи, так что будут налегать на весла. Но теперь им придется гнаться за нами несколько часов. Причем через час-полтора берег скроется из вида. На галерах начали менять курс, чтобы срезать угол. Пока что дистанция до них была миль пять, так что у нас есть время на то, чтобы спокойно пообедать и приготовиться к бою. Морской бой — это не кавалерийская атака, где все решается за несколько минут. На море между визуальным контактом и сражением проходят часы, особенно, если одна из сторон уклоняется от него. Привыкаешь думать и действовать медленно.
После сытного обеда с двойной порцией вина для бодрости, начали готовить к бою катапульту. Дистанция до галер если и сократилась, то не на много. Они шли уже не так быстро. Да и ветер покрепчал, приподнял волну немного. Нам это было не страшно, потому что шли в грузу, сидели глубоко, а вот в галеры уже начали залетать брызги. Наверное, они и охладили пыл феодороских вояк. Или боязнь остаться на ночь в открытом море. Уже ясно было, что, если ветер не изменится, догонят нас через несколько часов, а ребята умели плавать, только держась рукой за берег. Сначала развернулась задняя галера. На передней еще минут двадцать хорохорились, но потом тоже легли на обратный курс. После чего и мы легли на курс крутой бейдевинд и со скоростью узла два с половиной пошли домой.
10
Зиму я провел с семьей в новом каменном доме. Русские строители успешно справились с поставленной задачей. Правда, первый этаж напоминал церковь, особенно, как я его назвал, парадный зал, высокий, с арочными сводами. Предлагали еще и расписать его библейскими сюжетами, но я отказался под предлогом, что это займет слишком много времени. Развесил на высоких стенах шиты и оружие, что сразу придало ему торжественный и воинственный вид. Только герб свой разрешил нарисовать над троном. Помост, на котором стоял этот стул из черного дерева с высокой резной спинкой, украшенной в верхней части золотыми узорами, и подлокотниками, сделал в три ступеньки. Троичность лежит в основе русского мифотворчества. Пусть придумают миф и обо мне. Вдоль стен поместил для членов своего совета не лавки, а такие же стулья, только с более низкими спинками. Алика хотела украсить стены гобеленами, но я запретил. В них клопы заводятся. До высоты человеческого роста облицевали стены дубом, покрытым красным лаком. В итоге получился красновато-коричневый цвет. Смотрелось вполне прилично. Мебель тоже всю сделали новую, по моим эскизам. Этот стиль сочли ромейским и начали ему подражать. Правда, не во всем. Шкафы дальше княжеского терема так и не прижились. Не понимал народ, зачем вешать одежду, если в сундук складывать удобнее? Да и сохранится там от моли лучше. Когда после новоселья я впервые собрал в парадном зале свой совет, они первое время чувствовали себя неуютно.
Причину объяснил золотых дел мастер Лазарь Долгий:
— Ты бы предупредил, князь, что надо богато одеться, а то мы пришли, как обычно, а здесь так… — он запнулся, подбирая сравнение, — …как у императора Ромейского.
— У императора намного богаче, — отмахнулся я. — Нарядные одежды приберегите для гостей, а мне нужны ваши советы.
А вот дворне дом не понравился. Жаловались, что в каменном холоднее и дышать нечем. На счет последнего я был полностью согласен: из деревянных вонь дольше выветривается, успеваешь надышаться.
Каменщики получили заказ на строительство подсобных помещений: складов, конюшни, сеновала, амбара. Каменные будут реже гореть. В городе за год случается два-три пожара, не считая мелких возгораний. В последний раз целая улица выгорела. Потом строители займутся облицовкой кирпичом стен и башен Детинца и Посада. Деревянные не внушали мне доверие. Каменщики поняли, что застряли здесь надолго, и перевезли в Путивль свои семьи. Город разрастается все шире. Появилась новая слобода между Посадом и монастырем. Больше народа — больше налогов соберу. Впрочем, море кормило меня и мою дружину щедрее.
В весеннее половодье я отправился в новый морской поход. Как и в предыдущий раз, добрался на ладьях до Днепровских порогов. Оттуда отправил ладьи домой, а сам с экипажем из шестидесяти арбалетчиков пересел на шхуну, которую за два дня подконопатили и просмолили. Зиму она перенесла благополучно, не сгнило ни одной доски, даже запаха гнили в трюме не чувствовалось.
Неделей раньше из Путивлю в Болгарию отправились две сотни тяжелой конницы под командованием Мончука. Их будут сопровождать два десятка кибиток с припасами, каждой из которых будет управлять пара арбалетчиков. Дороги еще были не ахти, но дружинникам добираться до Тырново не меньше месяца. Первое время будут кормить лошадей овсом, который взяли с собой, а потом перейдут на молодую траву. Сотню пикинеров оставил воеводе Увару Нездиничу в придачу к строжевой. Вроде бы никто не собирается нападать на мое княжество, но ситуация в эту эпоху меняется быстро.
На этот раз я не повернул от мыса Сарыч на юг. Решил поохотиться возле крымских берегов на генуэзцев. Не люблю оставаться в долгу. Основная их база была в Феодосии, которую генуэзцы называли Кафой. Это город моей боевой юности. Впервые попал в Феодосию на плавательской практике на буксире-спасателе «Очаковец», который принадлежал АСПТР (Аварийно-Спасательные и Подъемно-Транспортные Работы) — подразделению Черноморского пароходства. Мы в Феодосии обеспечивали подъем затонувшего судна «Абрука». На походном канале в порт был поворот почти на девяносто градусов. Во время крутых поворотов суда кренятся. «Абрука» везла стройматериалы. Они сместились, судно легло на борт, потом перевернулось вверх килем и затонуло. Интересная подробность: вахтенный моторист, который находился в машинном отделении, выпрыгнул за борт первым, обогнав даже вахтенного матроса и штурмана. Наше обеспечение состояло в том, что больше месяца мы стояли у причала в двухчасовой готовности. В течении двух часов мы обязаны были выйти на помощь, если что-то случится. Поскольку тогда мобильных телефонов не было, приходилось, уйдя в увольнение, каждые два часа названивать на судно. Впрочем, это редко кто делал. Я точно не делал. За этот месяц я успел два раза влюбиться и один раз чуть не женился. В семнадцать лет гиперсексуальность думает за тебя. Потом бывал в Феодосии еще несколько раз — и курортником, и моряком, и яхтсменом — и каждый раз нарывался на любовный роман, яркий и пустой. Другие в курортных городах не расцветают.
