И Сутовкан не спрашивает, что я задумал? С таким небольшим отрядом он бы повернул назад, как только увидел первый вражеский разъезд. Он ведь за добычей пришел, а не геройствовать. Пусть взяли мало, зато вернулись живыми. Я же продолжал идти вперед, навстречу врагу, который, как оказывается, намного превосходит нас. Числом — да. Но, как говорил мой великий тезка, воюют не числом, а умением.
Утром мы пошли в обратную сторону. Очень медленно. Да и как тут пойдешь быстро с таким большим стадом?! Худо-бедно, а сотни три коз и овец у нас еще осталось. Гунны узнали об этом и ускорили передвижение. По словам половецких дозоров, если не пойдем быстрее, завтра после полудня догонят нас. Половцы уже перестали тревожиться. Видимо, смирились с потерей стада, решили, что налегке успеют удрать, а если погибнет мой отряд — в этом я сам виноват.
На следующий день продолжили идти также медленно, пока не добрались до нужной мне долины. Северная часть ее была широкой, в ней располагалась большая деревня и поля, покрытые почти созревшей пшеницей, а южная сужалась, вклиниваясь в лес. По лесу надо было проехать километра три, а потом начинались пшеничные поля другой деревни. Урожай в этом году обещал здесь быть знатным. Правда, не все его соберут. На этих полях мы оставили пастись захваченный скот с небольшой охраной. Уверен, что до вечера потравят все поля.
Остальной отряд занял позиции на краю леса в южной части долины. Будем действовать по проверенной схеме. Для этого на севере долины в деревне осталась сотня половцев. Они предавались любимому занятию — грабежу. Грабить, правда, было уже нечего, но уверен, что половцы еще что-нибудь найдут. Они так увлеклись, что чуть не пропустили атаку гуннов. По крайней мере, так подумали гунны. Отряд сотни в две всадников, легко и средне вооруженных, чуть на захватил половцев в деревне. Кочевники успели унести ноги. Проскакав до середины долины и убедившись, что их не преследуют, остановились и стали следить за врагом.
Вскоре в деревню въехали еще сотни три всадников, часть из которых, около сотни, скорее всего, были рыцари. Потом пришла пехота. Дождавшись ее, гунны сразу двинулись дальше. В середине долины их встретили половцы. Кочевники с гиканьем и свистом понеслись на гуннов, но метрах в двухстах от противника остановились и начали обстреливать из луков. Рыцари развернулись в линию, за ними встали средне и легко вооруженные всадники. Пехота строиться не сочла нужным. Так и стояли на дороге в походной колонне, большая часть перед обозом из десятка телег, меньшая — позади него.
После того, как половецкие стрелы поразили двух рыцарских лошадей, гунны пошли в атаку. Они скакали по пшеничным полям вслед за удирающими половцами, которые на скаку посылали в преследователей стрелы. Строй гуннов вскоре разломался, из линии превратился в фигуру наподобие капли. Вперед вырвались несколько средне и легко вооруженных всадников, что заставило половцев пришпорить своих коней. Они промчались по южной части долины, где она сужалась метров до ста пятидесяти. Гунны висели у них на хвосте. Казалось, вот-вот догонят отстающих. Азарт настолько увлек, что преследователи не сразу поняли, почему скакавшие впереди вдруг начали падать.
Мои арбалетчики и первая сотня всадников, вооруженная луками, а также вторая сотня половцев начали обстрел гуннов с двух сторон из леса. Дистанция была метров восемьдесят. Промахнуться трудно. Арбалетчики били по рыцарям. Тяжелые болты с бронебойными наконечниками легко пробивали доспехи. Впрочем, только у нескольких рыцарей были пластинчатые или чешуйчатые доспехи, в основном, ромейские, а на остальных — кольчуги, усиленные у некоторых пластинами на груди и плечах. Русские называли нагрудные пластины зерцалами, потому что их надраивали до блеска, можно было посмотреться, как в зеркало. Кольчужная броня тоже была всего на нескольких лошадях. У остальных кожаная, а большинство и вовсе без нее, даже нет железных щитков на груди и голове лошади. Сержанты, как я их по привычке называл, оснащены были и того хуже. Дружинники русских князей, даже удельных, лучше экипированы, чем рыцари. Я думал, что все как раз наоборот. Посмотрел на ахейских, латинских, а теперь и гуннских и пришел к выводу, что не случайно русские постоянно били рыцарей.
Мы перебили почти всю гуннскую конницу. Я сразил из арбалета троих и одного ранил в ногу. Болт пробил ее и влез в тело коня, который сразу начал беситься от боли. Интересно, сумеет это всадник слезть с коня без посторонней помощи?! Подозреваю, что оказать ее будет некому. Лишь десятка три всадников поскакали по долине на север, к своей пехоте. За ними следом понеслись половцы, которые теперь гикали и свистели еще громче, и две мои сотни, но не так быстро. Арбалетчики занялись ловлей лошадей, оставшихся без наездников, добиванием тяжело раненых гуннов, пленением легко раненых и сдавшихся и вытряхиванием трупов из доспехов, одежды и обуви.
Командир гуннской пехоты начал выстраивать ее, как только понял, что конница попала в засаду. Видимо, опыта имел маловато, потому что строил впереди обоза, а не за ним. Фронт получился широкий, но глубиной всего в пять шеренг. Стоявшие в первой шеренге и часть во второй имели железные шлемы, у остальных были островерхие войлочные шапки или сшитые из овчины, мехом наружу. Несколько человек в первой шеренге были в кольчугах с короткими рукавами или стеганках, остальные в кожаных куртках. Щиты миндалевидные, большие, у некоторых черные с белым крестом в середине. Концы крестов были закруглены. Копья не очень длинные. Наверное, меньше трех метров. Так понимаю, в первой и второй шеренгах стоят профессиональные вояки, а дальше — ополченцы. В пятой шеренге находились лучники и арбалетчики, которые сперва были перед строем, а потом отступили под натиском половцев.
Я развернул своих дружинников в линию и повел рысью в атаку на ощетинившуюся копьями пехоту. Половцы, которые обстреливали пехотинцев из луков, сразу отошли к нам на фланги. Бросаться на копья они не любители. С защищающимся противником предпочитают воевать на расстоянии. А мне надо было, чтобы мои дружинники приобрели практический опыт по пробиванию пехотного строя таранным ударом длинных копий. Противник сейчас был не самый сильный. Надеюсь, простит моим дружинникам мелкие огрехи. Наша линия получилась неровной, потому что кое у кого не выдержали нервы, перевел коня в галоп.
Врезались мы не одновременно, однако мощно. Звон наконечников о щиты, рев атакующих, ржание коней, вопли раненых слились в один громкий и протяжный звук. Мое копье пронзило насквозь черный щит с нарисованным белым крестом и тело его хозяина, немолодого мужчины, сместило к следующему, которого тоже убило, после чего сломалось. Первой и второй шеренг практически не осталось. Лишь несколько человек уцелели. Мой конь налетел на стоявшего в третьей и сбил его грудью. Он испуга жеребец мотал и дергал головой, защищенной железной маской, над пехотинцем из четвертой шеренги, который пытался развернуться и убежать. Я выронил обломок копья и схватился за рукоятку булавы, в темляк которой была вдета моя рука, и ударил находившегося справа от меня гунна. Он тыкал копьем в коня, который был справа и чуть позади меня, неумело, короткими движениями. На гунне была шапка из черной овчины. То ли она спасла, то ли ударил я слабо, но пехотинец не потерял сознание. Он выронил копье и присел, закрыв голову руками. Добивать его не стал, врезал стоявшему за ним крупному мужику в такой же шапке, только серой, и с густой черной бородой. Удар пришелся в лицо, вмял нос, на месте которого моментально образовалась впадина, заполненная кровью. Пехотинец начал падать навзничь. Стоявший за ним молодой гунн, бросив щит и копье, понесся вместе с другими своими сослуживцами в сторону деревни. Их догоняли и убивали мои дружинники и половцы, которые обошли гуннов с флангов. Я двинул булавой еще одного гунна, который продолжал сопротивляться, не замечая, что остался один. Ударил по высокой темно-серой войлочной шапке сильно, чтобы не спасла. Негоже оставлять в живых смелых бойцов противника. Пусть выживают и плодятся трусы. Нам еще не раз придется воевать с гуннами.
