Во второй половине следующего дня увидели двухмачтовое судно, напоминающее захваченный у берегов Африки зерновоз. Ширины он был такой же, метров восемь или чуть больше, но длиннее метров на пять. Две мачты немного наклонены вперед. Наверное, чтобы легче было работать с латинскими парусами. На яхтах в двадцати первом веке для увеличения скорости будут наклонять мачты к корме и прогибать немного. Шло судно со стороны Босфора со скоростью узла полтора-два. Я подождал, когда оно окажется у нас на подветренном борте, и приказал поднимать паруса. Погоня продолжалась часа два и только потому, что нас изначально разделяло миль шесть.
На этом судне экипаж состоял из восьми человек. Капитан, шестеро матросов и мальчик лет одиннадцати. Капитан был полным и низкорослым, напоминал раздувшийся бочонок. Густые усы, закрученные на концах, были подкрашены хной. На голове коричневая шапка, заломленная набок. Белая льняная рубаха с длинными рукавами подпоясана плетеным, кожаным, узким ремешком с серебряным круглым шариком на конце. Штаны из плотной хлопковой ткани, длиной чуть ниже колена. Босой. Кожаные тапочки стояли на корме возле навеса из циновок. Матросы в рубахах с коротким рукавом и штанах из грубого холста и тоже босые. На мальчике была белая рубаха из тонкой хлопковой ткани. Для юнги одет слишком хорошо, для сына — бедновато. Черные длинные волосы, волоокий, откормленный. Судя по тому, что он старался держаться в стороне от матросов, считает, что они не ровня ему. Значит, обслуживает только капитана.
— Твое судно? — спросил я капитана.
— Да, — льстиво улыбнувшись, ответил он. — Аллах дал мне его в собственность.
— Аллах дал, Аллах взял, — произнес я. — Что везешь?
— Мрамор в Трапезунд, — ответил капитан и посыпал словами, как из пулемета: — Император новый дворец строит. Приказал срочно привезти. Никто не смеет заставить его ждать…
— Я все-таки попробую, — прервал я и приказал своим дружинникам: — Отведите его на шхуну.
— Император накажет тебя! — начал пускать пузыри капитан, но я кивнул головой дружинникам, которые волокли его на шхуна.
Два удара под дыхало заставили капитана заткнуться.
— В порту отпущу вас, — пообещал я матросам.
— Спасибо, господин! — поблагодарили они заранее.
Мы завели на призовое судно буксирный трос, подняли паруса и пошли курсом галфвинд левого галса в открытое море. Буксирный трос был коротковат, а буксируемый объект тяжелый, поэтому трос постоянно выходил из воды, пока я не приказал повесить на середину его запасной якорь. Если буксирный трос погружен в воду, меньше шансов, что порвется. Вода будет частично гасить рывки. Шли со скоростью узла два с половиной.
Примерно через час из «вороньего гнезда» послышался доклад:
— Вижу суда!
Показывал впередсмотрящий в сторону берега. Я согнал его на палубу и сам поднялся на мачту. Вдоль берега в нашу сторону шли три большие галеры. Явно не торговые. Они были больше тех, что гнались за нами из Херсонеса. Нас пока не обнаружили. Или не хотели замечать. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, а между нами дистанция миль восемь. Может быть, поэтому командующий флотилией и игнорировал нас. Я спустился на палубу и приказал впередсмотрящему не спускать с них глаз.
Еще через полчаса он крикнул:
— Повернули в нашу сторону!
Все три галеры шли за нами строем клин. Быстро шли. Весла у них в два ряда и, наверное, около сотни. Я прикинул, что при скорости узлов семь до темноты они нас не догонят. Если я ошибся, бросим призовое судно.
— Приготовить шлюпку к спуску, — приказал я, чтобы снять дружинников с захваченного судна при ухудшении ситуации.
Шлюпку расчехлили, достали из подшкиперской весла. Если потребуется, через пять минут она будет на воде.
Делать это не пришлось. Стемнело даже раньше, чем у думал. Какое-то время галеры еще были видны, а потом темнота поглотила их. На всякий случай я изменил курс шхуны вправо, до полного бакштага. Так и скорость будет быстрее. Когда после полуночи вышла луна, галер не было видно. Наверное, ушли к берегу. По нашу ли персонально душу их послали, или теперь охраняют все побережье империи, но лучше с ними не встречаться.
15
Мрамор, колонны и плиты, вместе с судном купил у нас Иван Асень. Сперва я предложил груз созопольским купцам. Никто не заинтересовался. Согласны, конечно, были взять на перепродажу, но очень дешево. Я уже собирался отогнать захваченное судно в Константинополь. Там наверняка найдутся покупатели. В Константинополе всё, что построено не из мрамора, считается никчемным, жильем для бедняков. Помешал гонец от болгарского царя, который сообщил, что гунны готовят нападение. Я оставил оба судна у причала, решив заняться ими, когда разберемся с гуннами.
В Тырново выяснилось, что гунны то ли собираются напасть, то ли просто увеличили приграничный отряд. На всякий случай царь Иван хотел, чтобы я со своей дружиной и половцами Сутовкана расположился у Дуная и задержал гуннов, если решатся напасть, до подхода основных сил болгар. Я понимал, что задержка на две-три недели помешает нам в этом году вернуться домой. Отказать тоже не мог, потому что нападение гуннов спровоцировали мы.
— Ладно, завтра выступим, — согласился я.
— Добычу богатую взял? — поинтересовался Иван Асень напоследок, чтобы подсластить напоследок неприятное задание, поскольку понял, что я разгадал его замысел.
— Захватил судно с проконесским мрамором, — ответил я.
— Проконесский мрамор считается самым лучшим, — поделился информацией царь Иван.
— Да, но в твоем царстве нет на него покупателей, придется везти в Константинополь, — сказал я.
— Как нет?! — воскликнул царь Болгарии. — Да мне такой мрамор позарез нужен! Я из него такую церковь построю! — и он принялся токовать.
Чем дольше он говорил, тем выше становилась цена мрамора. Сговорились быстро. Для церквей он не жалел денег. А может, заглаживал вину. Понимал, что гунны вряд ли нападут, но хотел, чтобы я остался в Болгарии до тех пор, пока не решится вопрос с Латинской империей.
Мы с половцами добрались до лагеря на правом берегу Дуная, в котором ждали летом нападение гуннов. Царь Иван обеспечил нас продуктами и вином. В итоге полтора месяца, до наступление холодов, мы проваляли дурака, получая за это плату. Воевать зимой здесь не принято. Видимо, на морозе и чувства замерзают. Хотя, какие в Болгарии морозы?!
Зиму провели в Тырново. Моих дружинников расселили по домам горожан. Я жил во дворце. Чтобы не скучал, мне выделили наложницу, симпатичную молодую девушку по имени Юлия. Она была осиротевшей дочерью царского дружинника, состояла при царице любимой служанкой. Лет четырнадцати-пятнадцати, стройная, с густыми длинными темно-каштановыми волосами, прихваченными надраенным до золотого блеска медным обручем и спадающими на плечи и спину. Красивое мягкое личико с высоким чистым лбом, тонкими, изогнутыми бровями, большими карими глаза, в которых играл отблеск внутреннего жара, и влажными алыми губками. Одета в белую льняную рубаху с длинными и расширяющимися книзу рукавами и золотой каймой по вороту и подолу и темно-красную тунику. На ногах что-то типа высоких башмачков, вышитых золотыми нитками, с закругленными носаками и с явным отличием левого от правого. В эту эпоху обувь делают одинаковую на обе ноги. Обул на левую — значит, левый; обуешь на правую — станет правым. Мне пришлось долго объяснять путивльскому сапожнику — он сразу понял, что надо сделать, но не мог догнать, зачем? — пока не получил «разную» обувь. Я впервые увидел еще у кого-то такую же. Одежда и обувь на девушке были дорогие, но не новые. Судя по всему, раньше принадлежали царице Марии. Юлия понравилась мне с первого взгляда. Довольно изголодавшегося. Увидел ее, когда возвращалась из загородного монастыря, куда ездила вместе с царской семьей. Царица Мария заметила, что девушка понравилась мне, и что-то сказала ей. Юлия покраснела и потупилась, но искоса посмотрела на меня.
