Я не заметил, какая ладья загорелась первой. Было темно, а потом вдруг сразу на нескольких появились язычки пламени, которое сперва было робкое, точно не хотело сжигать такие прекрасные творения рук человеческих. Послышался шум сталкиваемых в воду ладей и приглушенные голоса. Кто-то свалился в воду. Это падение и разбудило ладейщиков.
— Пожар! — заорали сразу несколько голосов.
Пламя на ладьях быстро расширялось и подрастало. Ничто не горит так хорошо, как сухая корабельная древесина. Красные блики побежали по воде, освещая отплывшие от берега ладьи. Они, мешая друг другу, разворачивались носами навстречу течению, которое медленно сносило их к городу. Вот гребцы первой ладьи, подчиняясь голосу кормчего, дружно опустили весла в воду и налегли на них. Ладья сразу пошла против течения. За ней последовали остальные, одна за другой.
К берегу реки бежали бывшие экипажи ладей. Они, скорее всего, орали свои пожелания моим дружинникам. Слов было не разобрать. Сливались в общий гул.
— Начали! — приказал я, но теперь уже лучникам.
Пламя хорошо освещало людей, которые бежали к ладьям. Когда упали первые, остальные не сразу поняли, что происходит. Они продолжали бежать к своим судам, надеясь потушить огонь. Следующая порция стрел остановила их, а третья заставила развернуться и дать деру.
— Засада! — заорали они, убегая с освещенных мест.
На берегу реки осталось лежать десятка три убитых и тяжело раненых. Может, кто-то прикинулся убитым. Нам это было неважно. Я подождал, пока огонь сделает свое дело настолько, что ладьи нельзя будет быстро отремонтировать, а затем приказал:
— Отходим.
Мы прошли лесом к своим лошадям, а затем поскакали на них к своей базе. Теперь двигались быстрее, потому что пехоты с нами не было. Она поплывет на ладьях вверх по Десне, а потом по ее притоку Снови. Поднявшись выше разрушенного Сновска, вытащат суда на берег. Там останется небольшой караул, который должен будет сжечь ладьи, если враг обнаружит их. Не думаю, что так случится. Скорее всего, осаждающие решат, что ладьи погнали в Новгород-Северский.
Представляю, как сейчас матерятся князья Владимир Рюрикович и Даниил Романович. Они не могут снять с осады большой отряд, потому что черниговцы заметят это и не простят ошибку. С другой стороны, мои уколы должны раздражать, требовать отмщения.
С утра мои дозоры следили за всеми дорогами, ведущими к деревне Кукино, и за рекой Сновь. Враг так и не появился. Наверное, решили разделаться со мной после того, как захватят Чернигов. Добытое в городе возместит им все убытки, нанесенные мной. Война — самый прибыльный бизнес. Но только для победителя.
24
Троицкий монастырь располагался на обрывистом берегу Десны примерно в километре от Чернигова. Между ним и городом находились Болдины горы — несколько курганов, а сразу через овраг было место под названием Гульбище. Наверное, там гуляли горожане, но монахам было ближе добираться. Обычно монастыри защищены стенами, валами и рвами не хуже городов. Троицкий, видимо, населяли невоинственные монахи. Все его защитные укрепления состоял из дубового частокола, соединяющего различные строения, расположенные по периметру, глухими стенами наружу. Огороженная территория имела форму кривого шестиугольника. Башня была всего одна, надворотная. Вторые ворота, выходящие к крутому спуску, по которому можно было добраться до реки, башни не имели и никем не охранялись. Через них монахи, пришедшие в лес за грибами и задержанные моими дружинниками, и провели нас внутрь монастыря. Там гостили командиры гуннов и поляков, которым тяжко было жить в шатрах под городскими стенами. Они выгнали монахов из жилых строений, разместились в них сами. Чем облегчили задачу моим людям. Монахи показали, где спят враги. Караул из трех человек был только в надворотной башне. Все трое спокойно спали.
Когда я въехал на территорию монастыря, монахи выносили из помещений раздетые трупы и сбрасывали с обрыва. Избавятся от ноши, перекрестятся и идут за следующим. Они уверенно передвигались по территории монастыря, не смотря на то, что луна скрылась в облаках, было темновато. Мои дружинники при свете двух факелов паковали трофеи. В завтрашнем бою добычи будет много, но собрать ее не успеем. Посередине двора стояло несколько телег, из которых монахи выгружали и возвращали на места то, что у них отняли непрошенные гости. Затем телеги наполнят добычей и увезут в лес. Пехота завтра не будет участвовать в сражении, только прикроет наш отход.
Я слез с коня, размялся. На автомобиле было удобней ездить. Затекала в основном шея. При верховой езде болит все тело, кроме этой самой шеи. В свете факела я увидел знакомое лицо.
— Здравствуй, Илья! — поприветствовал я монаха.
Он нес большую бронзовую чашу. Поставив ее на землю, поклонился мне и произнес:
— Рад видеть тебя, князь, живым и здоровым! Я как узнал, что ладьи пожгли, сразу подумал, что без тебя не обошлось.
— Почему? — полюбопытствовал я.
— Не знаю, — пожал монах плечами. — Просто в голову пришло. Может, потому, что встретились с тобой в первый раз на ладье. — Он перекрестился и продолжил: — Услышал бог наши молитвы, наказал осквернителей святого места!
Насколько я знаю, осквернителями стали мои люди, пролив кровь. Теперь сорок дней в помещениях, где убили гуннов, нельзя будет молиться, совершать службы. Зато дружинники вернули монастырю всё, что отняли католики, в том числе и изготовленное из серебра. За такое попы любой грех простят.
— На бога надейся, да сам не плошай, — напомнил я. — Вы знали, что рать сюда идет. Надо было спрятать ценные предметы.
— Не верили, что кто-нибудь решится на такое, — сказал Илья.
— В следующий раз, когда придут татары, спрячьте получше. Лучше всего отвезите ко мне. У меня с ними мир, — посоветовал я.
— А придут, князь? — не поверил он.
— Обязательно придут, — ответил я. — Может, в этом году, может, лет через пять или десять, но придут и поубивают много людей на Земле Русской.
— За грехи наши бог нашлет на нас поганых, — перекрестившись, сделал вывод монах Илья и посмотрел на меня.
Он стоял боком к свету, падающему от горящего факела, по лицу бегали красные отблески, так что я не мог разглядеть, какие мысли оно выражает, но почувствовал обращенный ко мне безмолвный вопрос: «Кто ты, князь?». Видимо, монах принимал меня за мессию местечкового калибра.
— Тут ты прав, — согласился я. — Вместо того, чтобы объединиться и вместе сражаться с врагами, приводим против своих братьев иноверцев, которые разоряют всё, даже монастыри и церкви. Такие люди заслужили наказание.
Вот только наказывают и награждают обычно непричастных.
— Вы бы попрятали все ценное и на рассвете ушли бы в лес, — посоветовал ему. — Нападу я, а накажут за это вас. Перебьют всех, не посмотрят, что вы — монахи. Скажи это игумену.
— Нет у нам игумена, — сообщил Илья. — Его убили в первый день, когда не позволял сдирать с икон серебряные оклады.
