— Моя мать тоже так говорит, — сообщил он.
Видимо, она и настояла, чтобы он подружился со мной. У русских женщин поразительная способность чуять беду и таким образом притягивать ее. Если живешь в России, надо жениться на иностранке, а заграницей можно жить и с русской: там эта дурь атрофируется.
— Если хочешь, пошлю к тебе монаха, чтобы помог обращать в христианство, — предложил я.
— Было бы неплохо, — согласился Никитакан. — Спасибо за помощь!
— Да не за что, — отмахнулся я.
Мне такая помощь действительно ничего не стоила. Наоборот, игумен Вельямин похвалил, что так пекусь об истинной вере, и выделил на это дело монаха с угрюмым лицом и горящими глазами фанатика. Мне подумалось, что если через неделю половцы не грохнут монаха втихаря, то через год все станут христианами.
Урожай зерновых в этом году удался. Весной я раздал часть зерна на посев новоселам в деревнях, а осенью восполнил запасы в Детинце. Зерна и других продуктов принято запасать на три года осады, причем никто толком не знает, сколько будет осажденных. Определяют на глазок и чуток сверху на всякий случай. Заодно перебрали запасы оружия, выкинули негодное, добавили из захваченного у половцев. Кстати, под стрелы отведены несколько клетей в Детинце и на Посаде. Сколько тысяч штук их хранится у нас — не знает никто, даже мой ключник Онуфрий, который ведет счет каждому сухарю и щепотке соли.
— Все равно не хватит, будем еще делать во время осады, — заверил меня воевода Увар Нездинич и добавил, перекрестившись: — Не дай бог, конечно!
Зимой, пока не лег глубокий снег, ездили на охоту. Зимы в тринадцатом веке более снежные. Во второй половине января уже такой слой лежит, что три раза подумаешь прежде, чем отправишься в путь ради развлечения. Охотились на туров. Это лесной бык типа зубра, такой же лохматый, но помассивнее. Впрочем, живого зубра я видел всего раз, в школьные годы, когда был на экскурсии в Беловежской пуще. Дело было во время весенних каникул. Я умудрился, просунув руку между жердями ограды, вырвать у зубра из бока клок длинной и остистой шерсти серо-коричневого цвета. Каким я выглядел героем в глазах девчонок! Зубр, правда, на потерю шерсти не отреагировал. Линял, наверное. К двадцатому веку от туров останутся одни воспоминания типа: «Объявился там вдруг зверь огромадный, то ли буйвол, то ли бык, то ли тур». Каюсь, я приложил руку к их исчезновению.
Выехали на охоту на рассвете. Вперед ушли загонщики — сотни пикинеров и арбалетчиков. Следом ехал я в сопровождении воеводы, сотников и десятка самых опытных дружинников. Заняли места между деревьями на краю лесной поляны. Коней привязали рядом, чтобы быстро вскочить и погнаться за подранком. Тур — это тебе не косуля, одной и даже тремя стрелами не свалишь. Разве что очень повезет. Ждать пришлось долго. Мы наломали еловых лап, сделали из них подстилку, на которой и сидели на корточках, попивая сбитень, который быстро остывал. Пропустить добычу не боялись. Бег туров по лесу слышен издалека.
Первым на поляну выскочил вожак, самый сильный самец. Темная лохматая махина с длинными острыми рогами, направленными вперед и вверх, неслась, разбрасывая снег, напрямую, посередине поляны. Немного позади и по бокам бежали еще три зрелых самца, а за ними плотной группой самки и молодые бычки. Надо было попасть туру позади левой передней лопатки. Я стрелял из арбалета. Из лука пока получалось хуже, хотя зимой тренировался каждый день по два-три часа. Упреждение я сделал правильное, но, то ли вожак споткнулся, то ли почуял недоброе и немного притормозил, мой болт попал в лопатку. Рядом, в нужное место, воткнулись две стрелы, выпущенные воеводой Уваром и сотником Мончуком. Остальные быки предназначались другим сотникам и дружинникам. Перезарядить арбалет я бы все равно не успевал, поэтому прислонил его к дереву, вскочил на коня, который тревожно всхрапывал, почуяв диких животных и услышав их рев.
Один тур лежал на боку, безуспешно пытаясь подняться и пятная алой кровью чистый белый снег. Второй замер на подогнутых передних ногах, низко наклонив лобастую голову с загнутыми черными рогами, словно решал, вставать или нет? Вожак, в боку которого торчало, кроме болта, четыре стрелы, еще один самец с шестью стрелами и нетронутые самки и молодняк продолжали бежать, сбившись в плотную группу. Они так хорошо утрамбовывали снег, что мой жеребец быстро догнал стадо. Мне стоило большого труда заставить коня приблизиться к турам. Он вертел головой и испуганно ржал, стараясь свернуть в сторону. Я обогнал стадо по целине слева, приблизился к вожаку. В руке у меня дротик длиной чуть больше метра с листовидным острым наконечником. Метров с трех всаживаю дротик в более светлую полосу, которая проходила над хребтом от короткой шеи до хвоста. Дротик втыкается сантиметров на десять в животное и начинает покачиваться из стороны в сторону в такт бегу. Мне показалось, что тур и не заметил новую рану. Пока я доставал из притороченного к седлу узкого и длинного кожаного мешка второй дротик, вожак продолжал бежать вперед, а потом вдруг повернул влево и, резко сбавляя ход, начал разворачиваться в мою сторону. Я тоже придержал коня, который и сам не рвался вперед.
Тур наклонил мощную голову, выставив вперед рога. Левый рог был в верхней части неправильно загнут наружу и вниз. Дротик в спине животного перестал покачиваться. Я не видел глаза вожака, они прятались под темно-коричневой длинной шерстью, свисающей козырьком с широкого лба, зато тур меня видел хорошо, потому что рывком бросился прямо на коня. Я успел метнуть второй дротик, который воткнулся в спину позади первого, и заставил жеребца шарахнуться вправо, на колею, протоптанную стадом. Конь отпрыгнул резво. Понимал, что это спасет ему жизнь. Я пришпорил жеребца, чтобы удалиться от вожака, успеть вынуть из сумки дротик. На ходу обернулся и увидел, что тур заваливается на правый бок, проткнутый дротиком, кинутым Мончуком, и копьем, которое всадил воевода. Старый вояка не признавал дротики, предпочитал тяжелое и длинное копье. Мне показалось, что после похода на половцев Увар Нездинич помолодел лет на десять. По крайней мере, с копьем он управляется получше многих молодых.
Вожак был еще жив. Он лежал на правом боку и тяжело дышал. Изо рта шел пар. Стрелы, вокруг которых шерсть была мокрой от крови, слиплась, поднимались и опускались в такт дыханию. Темная шерсть на брюхе была в снегу, местами покрасневшем от крови. Воевода Увар выдернул копье из туши, прицелился, поднеся трехгранное острие почти к боку тура, замахнулся и всадил в область сердца, между стрелами. Вожак дернулся всем телом, затем поскреб снег задними ногами и замер, бездыханный.
Мне в последнее время стало жальче убивать животных, чем людей. Наверное, с меня уже полностью обтерлась цивилизационную плесень, наросшая в двадцатом веке.
4
В начале весны прискакала делегация от Олега, князя Черниговского. Они добрались по санному пути, проложенному по льду Сейма. Лед еще был крепкий, но купцы уже не рисковали ездить по нему с обозами. Когда дозорный с Вестовой башни доложил, что скачет отряд из десяти человек, я догадался, что позовут в поход. Думал, что на литовцев или галичан. Возглавлял делегацию один из бояр, приезжавших ко мне сватать на Черниговский стол. Он был тучен, с двойным подбородком и короткой шеей, отчего длинная темно-русая с проседью борода как бы стелилась по груди в вырезе богатого червчатого с золотым шитьем опашня, подбитого куницей, и создавалось впечатление, что у боярина тело заросшее, обезьянье. Он, видимо, редко ездил верхом подолгу, потому что, свалившись — другого слова не подберу к тому действию, которое он произвел, чтобы оказаться на земле, — с коня, какое-то время стоял, расставив ноги и наклонившись вперед, а потом распрямился и косолапо зашагал к крыльцу.
