— Юродивый Сенька предсказал, что не решатся поганые воевать с нами, пройдут только по краю княжества и растворятся в степях без следа, сгинут, как обры, — сообщил мне один из купцов, на вид вполне рассудительный человек.
В Путивле тоже появлялся такой. Я приказал его выпороть и выпроводить за пределы княжества, пообещав повесить, если вернется. Юродивых часто используют для вбрасывание в массы нужную информацию или идею. Не знаю, кто и зачем убеждал население не бояться монголов, но кто-то из своих. Монголы до такого может быть и додумались бы, но не смогли бы организовать. Скорее всего, дело рук черниговских бояр. Наверное, не хотят, чтобы князь Михаил Всеволодович перебрался из Галича в Чернигов под предлогом защиты города. Без князя им вольготнее живется.
— Еще и как решатся, — возразил я. — Захватят многие города, в том числе и Чернигов, и Киев. Ограбят и сожгут их, а население перебьют или рабами сделают.
Спорить с князем купцам не положено, поэтому он со скрытой ухмылкой сказал:
— Тебе виднее, князь.
— Это точно, — согласился я. — Давай ударим об заклад. Если в течении пяти лет татары не захватят Чернигов, заплачу тебе сто гривен, а если захватят, ты отдашь десять.
— Ой ли, заплатишь?! — не поверил купец.
— Я-то — да, а вот ты — нет, потому что все твое добро достанется татарам, а тебя убьют, — сказал я. — Для раба ты старый и никакому полезному для них ремеслу не обучен.
Сто гривен — большие деньги в эту эпоху. То, что я уверен, что не потеряю их, произвело впечатление на купца и пошатнуло его веру в юродивого Сеньку.
— Тогда и биться об заклад нечестно, — выдавил с кривой улыбкой купец, а потом спросил как бы между прочим: — И все города захватят или какие-то отобьются?
— Отбиться никто не сможет, но некоторые откупятся, или останутся в стороне от их пути, или, как мое княжество, будет их союзником, — ответил я.
— Ты потому так уверен в татарах, что союзники твои, — решил купец.
— Я потому их союзник, что не хочу погибать вместе с самоуверенными дураками, — возразил ему.
К концу зимней ярмарки мне сообщили, что несколько черниговских купцов купили в Путивле дворы или заказали их строительство. Не думаю, что совсем уж поверили мне, но решили подстраховаться на всякий случай. Купца, как никого другого, профессия учит не складывать оба яйца в одну корзину.
Монголы в этом году действительно прошли по краю Черниговского княжества, захватив лишь несколько малых городов. Среди них был и Козельск — вотчина бывшего Черниговского князя Мстислава Святославича. Ему даже мертвому припомнили расправу над послами, убив младшего сына Василия, подростка, который сидел на козельском столе. В школе нас учили, что Козельск отбивался семь недель, поэтому монголо-татары прозвали его «Черным городом». На самом деле осада продолжалась всего семь дней и только потому так долго, что разлилась река, затопила окрестности, к городу вела только узкая полоса суши, и первое время им помогал отряд конных дружинников, который беспокоил тылы монголов. Следует признать, что бились козляне отчаянно, понимали, что все равно их в живых не оставят, много врагов положили. В том числе и трех сыновей темника, за этот город и обозвали «Черным». Затем Орда вышла в Степь между Доном и Днепром, чтобы отдохнуть, откормить коней, отправить домой добычу. Говорят, арбы с награбленным и тысячи пленных переправляли через Дон на паромах и лодках целый месяц.
В начале лета в Путивль прискакал гонец с дальней заставы на юго-восточной границе княжества и доложил, что ко мне едет посольство от хана Бату, которого русские величали Батыем. Я догадался, зачем они пожаловали, и приказал своим дружинникам готовиться к походу. Позвал и половцев, которые жили в новой деревне, поставив свои юрты внутри деревянных домов, построенных для них. Посольство состояло из одиннадцати человек. Возглавлял его воин лет тридцати в русском, куполообразном шлеме и кольчуге с приваренными на груди двумя выпуклыми кругами, которые напоминали лифчик. Такого предмета дамской одежды пока не существует, поэтому никто, кроме меня, не оценил комичность этой брони. Кожаные штаны были засалены на коленях, а голенища сапог усилены кольчужной сеткой. На спине висел небольшой круглый щит с узором из переплетающихся, зеленых и красных линий. В руке держал копье длиной метра два, трехгранный наконечник которого имел крюк, чтобы стягивать врага с коня, отчего напоминал алебарду без топорища. Справа на ремне из золотых овальных бляшек, пришитых на кожу, висела сабля в золоченых ножных. К седлу слева был приторочен лук в чехле, а справа — два колчана со стрелами. Седло и стремена были позолоченные, зато лошадь степная, неказистая. Остальные были в кольчугах попроще, явно русских, захваченных во время зимнего похода, но вооружены также, как командир. Встретил их на крыльце воевода. Я рассматривал делегацию, стоя у окна в парадном зале. Усевшись на свое место, сказал своей думе, вместе с которой сидели и мои сыновья:
— Пришло время заплатить за спасение на Калке.
Парадный зал не произвел сильное впечатление на монгола. Посол был истинным монголом, со светло-русыми волосами, заплетенными с боков в косички, заправленные за уши, и серо-голубыми глазами. Наверное, повидал в Китае и Персии дворцы покруче. Зато его свита разглядывала зал с интересом. Эти были похожи на булгар — лица почти европейские, но волосы черные, заплетенные сзади в длинную косу.
Не поздоровавшись, посол с вызовом заявил на монгольском:
— Хан Бату приказывает тебе явиться со своим отрядом к нему на службу, — и повернулся к стоявшему слева и сзади воину, наверное, переводчику.
— Ты забыл поздороваться, — напомнил я на монгольском и поздоровался первым.
Посол смутился и тихо поздоровался в ответ.
— Думаю, помощники хана Бату, коварные цзиньцы, неверно сказали тебе, кто я такой, поэтому ты и обратился ко мне не так, как положено обращаться к другу и союзнику, — продолжил я на тюркском. — Скажу хану при встрече, чтобы наказал их.
Гонор с посла, как ветром сдуло.
— Хан Бату зовет тебя на войну с половцами, — произнес он тише и без вызова.
— Если хан идет воевать, значит, он здоров, — сделал я вывод. — А как поживают мои друзья Субэдэй и Джэбэ?
— Субэдэй жив и здоров, верно служит внуку Тэмуджина, а Джэбэ погиб во время похода на чжурчжэней, — ответил посол.
— Вечная память ему! — пожелал я и произнес: — Я пойду на половцев с моим союзником ханом Бату. Завтра соберется моя дружина, и послезавтра мы вместе поедем к нему. А сейчас приглашаю вас к столу отведать, что бог послал, и выпить за здоровье хана и наши будущие победы над общим врагом.
Монголу, видимо, доводилось сидеть за столом на стуле, а вот его свита постоянно вертелась с непривычки, но, когда выпили по паре кубков медовухи, пообвыклись. Посол, которого звали Амбагай, сидел слева от меня. Я не стал выпендриваться, есть вилкой и ножом. Резал мясо ножом перед губами, как кочевник, чем поразил посла и его свиту еще больше.
