– Возможно, вы правы, но еще одна такая же бредовая идея в умелых руках дала миру вулканический каучук.
– Вы тот самый захолустный видок, который изобрел резину? – вступил в разговор более скромный Голобородько.
О, и в этом мире прижилось новое название, причем даже без моей помощи. Кажется, оно вообще латинское.
Осознав то, что сейчас ляпнул, химик втянул голову в плечи и почему-то покосился на Антонио, а не на меня. Но граф не стал метать молнии высокородного гнева, а всего лишь удивленно приподнял брови.
– Да, я тот самый недохимик, – признался я, сделав шутовской поклон.
Что и требовалось доказать. Как только я обрел в глазах ученых хоть какую-то значимость, их мозг начал работать в нужном направлении.
Да, я не химик и даже не… кто там вообще занимается изучением света и его возможностей? Но в век Интернета каждый, кто от скуки и праздного любопытства лазит по разнообразным сайтам, цепляет на подкорку кучу вроде бы бесполезной информации. Браться за разворачивание этих крох в полноценные разработки мне бы и в голову не пришло. Но в этом нет никакой необходимости, потому что есть профессионалы. А что передо мной именно такие люди, стало понятно по тут же разгоревшемуся горячему спору:
– Невозможно! – вскричал механик.
– Ты несешь чушь, невозможно, сие есть лишь отговорка примитивного разума, – возразил явно поверивший в меня Голобородько.
– Не надо мне тут цитировать Ломоносова. Ты еще да Винчи вспомни. Меня этими цитатами еще Сенька Клишас доставал, – не успокаивался механик и вдруг осекся. – Точно, Клишас! Он же писал диссертацию на тему воздействия электричества на энергетические конструкты и работал над световыми артефактами. Нужно его трясти, вдруг что умное выпадет.
– Но ты же его не любишь? – с сомнением спросил химик.
– Твою Агнес я тоже не люблю, но при этом не отказываюсь от вашей компании.
Голобородько покраснел, а мы вообще давно почувствовали себя лишними на этом празднике научной мысли.
– Но если тащить к нам этого любителя артефактов, нужны деньги на материалы, – не заметив смущения друга, продолжил механик.
И тут они оба вспомнили о нас, наградив осторожными взглядами.
– Сколько? – моментально откликнулся Серж и полез во внутренний карман фрака.
Интересно, это он на актрисульках столько зарабатывает или транжирит купеческий капитал, накопленный поколениями предков?
– Если работать только со светозвуком, – взялся за расчеты почему-то именно Голобородько, – то сотни три. А если сразу делать цветную пленку, то полторы тысячи как минимум.
Оба ученых притихли. Оно и неудивительно, вряд ли у них зарплаты больше сотни рублей в месяц.
Серж открыл чековую книжку и покосился на графа:
– Граф, вы участвуете?
– Ну не оставлять же вас одних в столь нелегкий для мирового искусства час, – хмыкнул Антонио и тоже потянулся за чековой книжкой. – По тысяче?
– Да, – кивнул Серж и добавил: – Думаю, гениальная идея нашего друга и его помощь с реактивами вполне сойдут за взнос в общее дело.
– Не нужно считать меня голодранцем, – притворно возмутился я.
Через минуту на стол перед учеными легли три чека на тысячу рублей каждый. Парни слегка обалдели. Первым в себя пришел механик и осторожно потянулся к чекам, но перед этим на них легла пухлая ладонь Сержа:
– Господа, надеюсь, вы понимаете, что за каждый рубль будет спрошено, но при этом уверяю вас, в случае успеха наша щедрость будет впечатляющей. – Голос антрепренера звучал жестко и убедительно.
Да уж, вот вам и… водолаз. Похоже, чек Серж выписал на лично заработанные деньги. Думаю, он и своих актрисулек гоняет в хвост и в гриву. Интересно, а не подрабатывает ли Серж сутенером…
Впрочем, это его личное дело. Каждый зарабатывает, как может, и не мне его судить, если все проходит без насилия и по обоюдному согласию.
Когда мы покидали здание, Серж показал себя с еще одной стороны:
– Господа, я думаю, что, учитывая равный финансовый вклад всех сторон, нашему другу Игнату полагается как минимум процентов сорок. Конечно, с учетом продолжения инвестиций.
Несмотря на не самую ласковую в мире московскую осень, день сегодня был солнечным и во всех смыслах чудесным, так что мне совершенно не хотелось обсуждать дела. Тем более что этим есть кому заняться:
– Давайте оставим подобные нюансы моему адвокату… – Заметив нахмуренные лица будущих компаньонов, я быстро уточнил: – Не подумайте плохого. Это не от недоверия к вам, просто если я обойдусь в сем деле без моего друга Давы, он вынет мне мозг через нос и сделает это очень медленно, наслаждаясь каждой секундой моей боли.
– Я же говорил, что вы поэт, – заулыбался Серж. – Антони, оцени изящество слога.
– Ты еще не слышал, как Игнацио ругается. Это словно соловьиная песня.
Несмотря на все их странности, мои новые друзья оказались приятной компанией.
Если честно, стало стыдно за вбитый с детства страх замараться, даже находясь рядом с теми, кто не такой, как все. Пусть это прозвучит слишком пафосно, но прожитая жизнь научила меня делить людей не на белых и черных, не на стандартных и нестандартных и даже не на сильных и слабых. Она научила меня делить окружающих на добрых и злых, честных и лживых, а также на искренних и подлых.
Эка меня в философию занесло, причем под аккомпанемент злобно урчащего желудка.
Перекусив в немецкой таверне, мы заехали на телеграф, где я чуть не вывихнул бедному телеграфисту мозг, а себе язык, пока по три раза диктовал названия энергетических реагентов для цветной пленки. В итоге сие послание обошлось мне в пятьдесят рублей! Дорого нынче слать приветы друзьям через половину империи.
В этот день мы еще посетили один из самых дорогих московских ресторанов, заглянули на какую-то художественную выставку и даже поэтическое собрание в городском саду Старой Москвы. После этого граф заявил, что поклялся супруге сдать меня ей не позднее семи часов пополудни и не намерен нарушать свое слово.
Направляясь к Даше, я был настроен с ходу ринуться в чувственную схватку со стригой, но пришлось для начала пообщаться с ней, причем на очень серьезную тему. Небольшая комната, где произошел наш разговор, стилистически являлась сочетанием утонченного будуара и делового кабинета.
– Игнат, – дождавшись, когда я усядусь на гостевой стул, начала объясняться Даша, откинувшись на спинку кресла. – Ты был прав, когда требовал подробности дела.
Понятно, извиняться она не собирается, но, если честно, не уверен, что мне так уж нужны эти самые подробности. Знание не всегда есть благо, уж кому, как не мне, это знать. С другой стороны, я все равно не откажусь помогать Даше, а в этом случае лучше быть вооруженным, в том смысле что предупрежденным.
