Почему-то после этих слов Махукутах испытал облегчение.
Солнце склонялось к закату, и от пирамиды тянулась, удлиняясь на глазах, холодная тень.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Ики-Балам.
— Мой нагуаль сказал мне, — ответил Гватемалец и усмехнулся. — Ваши, я вижу, молчат.
Это уже было похоже на оскорбление, и Балам-Акаб не выдержал.
— Можно подумать, ты болтаешь со своим нагуалем по мобильному.
— Нет, — усмешка Гватемальца стала еще более неприятной, — просто я, в отличие от вас, не шарлатан.
Прежде чем Балам-Акаб успел сообразить, что его оскорбили еще раз, Гватемалец круто развернулся и зашагал в сторону леса.
— Эй! — крикнул ему в спину Балам-Акаб, но Гватемалец даже не обернулся.
Он отсутствовал не меньше часа. За это время солнце уже успело спрятаться за стену леса и развалины мертвого города окутали темно-фиолетовые сумерки. В этих сумерках коренастая фигура колдуна показалась Махукутаху ожившим деревом.
— Я нашел Холодную Дыру, — сообщил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — Она там, в руинах старого дворца.
— Ты уверен? — осторожно спросил Махукутах.
Гватемалец на него даже не посмотрел.
— Сейчас мне надо пожрать, — сказал он. — Разведите, что ли, костер, да поджарьте ветчину.
— Послушай, — голос Балам-Акаба звучал почти вкрадчиво, — тебе не кажется, что ты слишком раскомандовался?
Гватемалец хмыкнул и вытащил из своего рюкзака банку консервов.
— Мне вообще все равно, Ese
[6]
. Я собираюсь заработать немного денег. Я могу сделать это один, но тогда заберу все harina
[7]
себе. Если считаешь, что можешь найти Холодную Дыру сам, спуститься туда, сладить с мертвой старухой и предстать перед Болон Окте, — валяй. Только скажи своим дружкам, чтобы они позаботились похоронить тебя — я этой фигней заниматься не стану.
— Вот что, — сказал Ики-Балам, подходя к Гватемальцу со спины. В руках у него была тяжелая дубинка, которую он вырезал, ожидая возвращения южанина. — Ты, конечно, крутой, но нас трое, а ты один. Пора преподать тебе урок, Borraja
[8]
.
Пока Гватемалец лазил по джунглям, они договорились, как будут действовать. Балам-Акаб схватил южанина за руки, Махукутах подсек ему ноги, а Ики-Балам взмахнул дубинкой.
И замер, не успев опустить ее на голову наглеца.
По поляне раскатился громовой рев.
Махукутах дернул головой, чтобы увидеть источник звука, и едва не обмочился от страха.
В десяти шагах от них стоял огромный ягуар, черный, как беззвездное небо.
— Слушайте меня внимательно, — сказал Гватемалец. — Я спущусь в склеп первым. Вы пойдете за мной только после того, как я крикну «можно!». Если вы ничего не услышите, бегите отсюда.
Он немного подумал.
— Или оставайтесь, мне все равно. Но если я все-таки крикну, вы должны спуститься и сесть по углам склепа. Потом каждый из вас попытается позвать своего нагуаля.
Махукутах вздрогнул. Его нагуалем был небольшой мирный опоссум, которому вряд ли понравится соседство с жутким ягуаром Гватемальца. Махукутах никогда не слышал о том, чтобы ныне живущие колдуны имели таких огромных и мощных нагуалей. Быть может, раньше, во времена, когда в этом городе жил легендарный Два Тростника…
— Когда это произойдет, вы должны попросить у своих нагуалей ключи, — продолжал Гватемалец. — Взяв их, вы сообщите об этом мне. Тогда я сделаю так, что вы увидите дверь. В двери четыре замочные скважины. Очень важно, чтобы вы открывали замки по очереди. Начнешь ты, толстый.
Балам-Акаб шумно сглотнул слюну, но ничего не сказал. После неудачной попытки проучить южанина, едва не закончившейся гибелью трех колдунов, никто больше не осмеливался возражать Гватемальцу.
— Потом ты, Хрипун, — Гватемалец ткнул пальцем в сторону Ики-Балама. — Третьим ты, Чико.
Махукутах обреченно вздохнул. Он действительно был самым младшим из Четверых.
— Когда дверь откроется, я уже ничем не смогу вам помочь. — Гватемалец вытащил из кармана армейскую фляжку, отвинтил крышку и сделал большой глоток. — Если Болон Окте захочет разорвать вас на куски, значит, так тому и быть.
«А если он разорвет тебя?» — подумал Махукутах.
— Тот, кто останется жив, заберет все деньги. — Гватемалец с сожалением потряс опустевшую фляжку. — Это все, что я хотел вам сказать. А теперь пошли.
Все было в состоянии безвестности, все холодное, все в молчании; все бездвижное, тихое; и пространство неба было пусто. Не было ничего, что существовало бы, что могло иметь существование; была только лишь холодная вода, спокойное море, одинокое и тихое. Не существовало ничего.
В темноте, в ночи была только лишь неподвижность, только молчание.
Махукутах дрожал в темноте и холоде подземелья, повторяя про себя первые строки священной книги. Где-то рядом находились другие Слуги — он хорошо слышал прерывистое астматическое дыхание Ики-Балама, — но тьма вокруг была такой непроницаемой, что чувство одиночества давило на Махукутаха, как тяжеленная каменная плита. Если бы не маленький теплый нагуаль, угнездившийся у него на коленях, было бы совсем жутко. С другой стороны, где-то здесь, в темноте, скрывался и чудовищный ягуар Гватемальца. И осознание этого наполняло душу Махукутаха трепетом.
Только ничего не понимающие в колдовстве люди могут воображать, что магу неведомо ощущение страха. На самом деле страх — это чувство, которое посещает мага чаще прочих. Нельзя без страха заглядывать за грань бездны — а колдуны и маги все время балансируют на этой грани.
Пальцы Махукутаха сжимали ключ, принесенный нагуалем. На ощупь ключ был похож на длинный закругленный кремень — такой же гладкий и теплый. Кремень никогда не бывает холодным, потому что в нем заключена сущность огня. Махукутах понятия не имел, куда ему нужно вставить ключ: никакой двери перед собой он пока не видел. Откуда же она появится?
Тьма вокруг вдруг уплотнилась, стала почти осязаемой. Откуда-то ударил сильный порыв ветра, принесший с собой шум больших крыльев.
— Посланцы Шибальбы, — прошептал Махукутах.
В священной книге говорится о четырех посланниках подземного царства Шибальбы, преисподней, где властвуют жестокие боги, владельцы посохов из человеческих костей. У этих посланников вид сов, и имена их Чаби-Тукур, Хуракан-Тукур, Какиш-Тукур и Холом-Тукур. Чаби-Тукур быстр, как стрела, у Хуракан-Тукура только одна нога, но есть крылья; у Какиш-Тукур красная спина, а у Холом-Тукура есть только голова, а ног нет. Каждый Слуга Болон Окте хотя бы раз в жизни видел этих ужасных сов с человеческими лицами и помнит леденящий взгляд их огромных немигающих глаз. Махукутаху потребовалась вся выдержка, чтобы не упасть ниц, уткнувшись лбом в холодный каменный пол.
