— Помните: одно неверное слово — и вы труп, — предупредил его Гумилев.
Набрав нужный номер, полковник кивнул и, дождавшись, когда в динамике послышится гудок вызова, произнес:
— Хэлло! Здесь Роулинсон, вызываю Мастера.
— Мастер слушает. Вы вернулись, дружище?
— Так точно, сэр!
— Докладывайте!
— Мы нашли в Зоне 51 интересующие нас объекты и вывезли с собой часть материалов.
Роулинсон замешкался, и Мидори кровожадно взвела курок.
— Потери? — спросил Мастер, немного помолчав — видимо, обдумывал поступившую информацию.
— Незначительные. Сэр, я думаю, вам необходимо взглянуть на наши трофеи.
— Ну так в чем же дело, полковник?
— Не уверен, что тащить все это в Цитадель — хорошая идея. Будет лучше, если вы подъедете сюда, сэр! Мы за это время поднимем груз со станции.
Мастер некоторое время молчал, видимо, взвешивая все «за» и «против», потом решительно пророкотал:
— Хорошо, Роулинсон. Думаю, вы правы и знаете, что делаете. Правда, у нас тут возникли кое-какие проблемы, однако… Да, я выезжаю. Но если эти материалы окажутся…
— Это настоящее сокровище, сэр! — скрипуче сообщил полковник. — Мы даже не предполагали, что нам настолько повезет. Это настоящий сюрприз, как на Рождество!
Шибанов и Гумилев переглянулись. До этого момента Роулинсон действовал точно по плану, но последняя фраза насторожила всех.
— Вы меня заинтриговали, полковник, — снова помолчав, сказал Мастер.
— Мы поднимем контейнеры на пост охраны и будем ждать вас, сэр!
— Еду. Конец связи! — И Мастер отключился.
— Сколько отсюда до Цитадели? — быстро спросил у Роулинсона Шибанов.
— Минут тридцать-сорок.
— Мы успеем подняться?
Полковник повернул голову и внимательно посмотрел в разноцветные глаза Ростислава.
— Конечно. Мы на минус пятом этаже. Подъем займет от силы пятнадцать минут. Это же лифт.
— Сколько охранников на посту?
— Трое.
— Мастер сказал: «У нас тут возникли кое-какие проблемы». Что он имел в виду? — внимательно глядя в глаза полковнику, спросил Гумилев.
— Откуда мне знать? Когда я уезжал из Солт-Лейк-Сити, все было в порядке. Точнее, все было, как обычно.
— А что имели в виду вы, говоря про Рождество?
— Увы, tovarishch, я имел в виду именно Рождество и только Рождество, — с печальной улыбкой сказал Роулинсон. — Если вы полагаете, что это кодовое слово, означающее, что я в опасности, то вы заблуждаетесь.
— Надеюсь, — кивнул Гумилев. — Надеюсь…
Контейнеры загрузили в лифт, воспользовавшись складными грузовыми тележками, стоявшими рядком у стены. Снова впавший в научную жадность Вессенберг настаивал на том, чтобы контейнеры не брать, но Гумилев быстро разъяснил ему, что в случае провала операции они все равно достанутся Мастеру, а наверху помогут отвлечь внимание. Мастер может сильно удивиться, обнаружив, что его встречают с пустыми руками.
Гумилев оглядел свою армию. Хотя это была уже не его армия — из первоначального состава уцелел только Вессенберг. Да еще Тарасов, который номинально тоже являлся членом отряда, хоть и оказался в итоге совсем не тем, за кого себя выдавал. Вот тебе, грустно подумал Гумилев. Человеку в мозги никак не забраться… Проверки, тестирования, детектор лжи — и каков результат? А что бы он делал, не встреться в нужную минуту банда Шибанова? Сгинул в тоннелях подземной железной дороги?
Первый охранник попался им у самого лифта. При виде Роулинсона он быстро вытянулся и отдал честь, потом сообразил, что с полковником прибыли какие-то вовсе не те люди, но сделать ничего не успел — Роулинсон быстро ударил его в живот, а когда охранник согнулся, добавил ребром ладони по шее. Вессенберг оттащил в сторону сомлевшего вояку и быстро связал скотчем.
— Браво, полковник, — одобрил действия пленного Шибанов. — Так и дальше действуйте.
— Спасибо, tovarishch, — неприязненно отозвался Роулинсон.
Двое других охранников сидели в застекленной круглой кабинке поста охраны и играли в покер. Судя по всему, с дисциплиной в армии Мастера было не ахти, о чем охранники тут же пожалели — их автоматы висели на спинке свободного кресла, не дотянуться. Оба послушно подняли руки и были сноровисто обездвижены тем же Вессенбергом при помощи того же скотча.
— Шустро вы, Индро Юльевич, — похвалил эстонца Гумилев.
— Я в свое время изучал ветеринарию. Там, помимо прочего, учат правильно пеленать кошек для проведения им процедур, — пояснил Вессенберг.
Чемоданчик он так и таскал, в случае нужды кладя на пол и опираясь на него коленом.
Шибанов посмотрел на часы.
— Пора бы уже Мастеру приехать.
— Да, задерживается, — согласился с ним Гумилев. — Я так понимаю, вон те двери напротив — это второй лифт, на котором и спустится Мастер? — уточнил Андрей.
— Да, мы поднялись на одном, он спустится на другом. Видимо, раздельные лифты строились из соображений безопасности. Нельзя сразу с нижних уровней подняться на поверхность, но только миновав пост охраны.
— Разумно… — Гумилев выжидающе посмотрел на тусклый пластик лифтовой двери. Ему не давали покоя слова Роулинсона про Рождество. Как-то не гармонировали они с полковником, да и в переговорах с Мастером смотрелись неуместно…
— Делаем так! — решительно воскликнул Гумилев. — Контейнеры на тележке — сюда! Вы, полковник, станете рядом с ними. Ростислав, поскольку ты контролируешь полковника, спрячься вот тут, за выступом. Остальным рассредоточиться так, чтобы вас не было видно от дверей лифта!
Быстро и бесшумно команда укрылась за кабинкой поста охраны. Роулинсон растерянно стоял возле контейнеров, Шибанов подергал его за веревку:
— Полковник, постарайтесь выглядеть более естественно!
— Я стараюсь! — буркнул Роулинсон.
Над выходом из второго лифта замигали красные светодиоды — кто-то спускался.
— Общая готовность! — крикнул Гумилев.
Двери отворились, и из кабины высыпали несколько автоматчиков в полном снаряжении наподобие того, что использует спецназ SWAT. За ними вышел Мастер — он тоже был в боевом облачении, но сквозь бронированное стекло забрала Гумилев отчетливо увидел знакомое лицо и прядь седых волос, свисающую на лоб.
— Рад приветствовать вас, сколько бы вас тут ни было! — громко произнес Мастер, подняв руку величественным жестом. — Предлагаю не создавать ненужных эксцессов и поговорить, как приличествует цивилизованным людям.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — подумал Гумилев. — Вернее, Рождество».
