Бедный муж, имея некоторую слабость перед этой женщиной, пытался унять ее: «Не набирайся желчи, жена: сахар в лавке дорого стоит!
[603] Завтра утром, раньше чем петух прокричит, я сниму с тебя эту обузу, чтобы ты была довольна».
И на следующее утро — прежде чем Заря свесила свое красное одеяло из восточного окна, чтобы стрясти с него блох, — он, за руку взяв детишек, а за плечи — полную корзину еды, повел их к лесу, где войско тополей и буков осаждало лагерь теней. Зайдя в лес, Яннуччо сказал: «Детки мои, оставайтесь здесь, ешьте и пейте сколько хотите, а когда вам чего-то будет недоставать, идите по следу золы, которую я рассыплю за собой; эта нитка выведет вас из лабиринта
[604] и быстро приведет к вашему дому». И, поцеловав каждого из них, со слезами вернулся домой.
Но вот настал час, в который животные по вызову судебных исполнителей Ночи платят Природе ценз естественного отдыха, — и малыши, боясь оставаться в этом пустынном месте в темноте, — когда шум реки, раздающей колотушки дерзким камням, чтобы не путались под ногами, может навести трепет на самого Родомонта,
[605] — пошли, шажок за шажком, по тропке из пепла и к полуночи потихоньку прибрели домой.
И тогда Пашьоцца (так звали мачеху) разошлась так, что творила дела уже не женщины, а адской фурии: доставая воплями до неба, она заламывала руки, топотала ногами, раздувала ноздри, как испуганный конь, крича: «Вот красота-то какая! Откуда повылезали эти лесные грязнули? Да где же взять ртути, чтобы вывести эту заразу из дому? Или ты хочешь держать их тут нарочно, чтобы сердце мне разорвать? Вон их с глаз моих сию же минуту, я не стану дожидаться ни петушиной музыки, ни куриного плача!
[606] А если нет, можешь всю ночь в зубах ковырять, — стану я еще спать с тобой! Завтра же уйду к родителям, потому что ты меня не достоин! Я не для того внесла в этот дом дорогую мебель, чтобы провонять ее чужими грязными попами! И не для того дала тебе богатое приданое, чтобы заделаться рабыней чужим детям!»
Несчастный Яннуччо, видя, что лодка полна воды и готова потонуть, что кастрюля выкипела и того гляди распаяется, тотчас взял детей и вернулся с ними в лес, оставив им еще корзину еды со словами: «Видите, детки мои, как ненавидит вас эта собака, что вошла в мой дом на ваше горе, всадив гвоздь в мое сердце; оставайтесь же в этом лесу, где деревья, более милосердные, чем она, укроют вас своими крыльями от Солнца, где река, что ее заботливее, напоит вас чистой водой, не подмешивая яда ненависти, где земля, что ее щедрее, даст вам снопы травы для мягких постелей, не попрекая и не угрожая вам. А если у вас не останется что поесть — вот, я посыпаю вам эту дорожку отрубями: по ней вы сможете прийти и получить от меня помощь».
И с этими словами он отвернулся, чтобы не растревожить бедных малышей видом своих слез. И когда они съели все, что было в корзине, то захотели вернуться домой. Но поскольку осел, сын горестной доли, подобрал губами рассыпанные по земле отруби, они заблудились и за несколько дней зашли в самую-самую глубь леса, питаясь желудями и каштанами, падавшими с деревьев.
Но поскольку Небо всегда простирает руку над невинными, случилось так, что некий князь выехал в лес на охоту; и Неннилло, слыша лай собак, так перепугался, что залез в старое пустое дерево, а Неннелла пустилась бежать, пока не выбежала из леса и не оказалась на берегу моря. И некие пираты, причалившие в том месте запастись дровами, взяли ее на свой корабль, а их главарь привел ее к себе в дом, где его жена, у которой недавно умерла маленькая дочка, приняла ее как собственное дитя.
Но вернемся к Неннилло, укрывшемуся в пустом дереве: собаки князя, окружив дерево, лаяли так, что можно было оглохнуть, и князь послал кого-то из слуг посмотреть, что там такое. И когда нашли славного малыша, который, однако, не мог даже сказать, кто его родители, — настолько был мал, — князь взял его во дворец, где приказал содержать с великой заботой и учить всяким искусствам. И среди прочего его обучили умению подавать и разрезать пищу, и он дошел в этом до такого совершенства, что через три или четыре года умел и волосок разрезать вдоль.
Тем временем дознались, что корсар, в доме которого жила Неннелла, творит разбои на море, и хотели бросить его в тюрьму; но он, имея дружбу с судейскими и хорошенько их задобрив, вовремя сбежал на малом суденышке со всеми домочадцами. Но может быть, угодно было суду Неба, чтобы он, творивший преступления на море, морем был и наказан: поднялся жуткий смерч, и так разбушевались волны, что судно перевернулось, и все пошли ко дну. Только Неннелла, не имея вины в этих разбоях, как жена корсара и иные домашние, избежала общего конца, ибо внезапно появившаяся рядом с кораблем огромная волшебная рыба, открыв пасть, словно пещеру, проглотила и унесла девочку.
И вот, уже думавшая, что земные дни ее сочтены, Неннелла нежданно увидела внутри рыбы невероятные вещи: ибо там были прекрасные луга, дивные сады и стоял роскошный дом со всем потребным для жизни, где она могла жить словно принцесса. И долго ли, коротко ли, рыба принесла ее к берегу, близ места, куда в самую душную пору летнего зноя отбыл князь, ища прохлады на морском ветру.
Пока слуги готовили для князя преизобильное пиршество, Неннилло вышел на террасу дворца, откуда был виден берег, подточить ножи — ибо он с охотой исполнял свою работу при дворе, считая ее большой честью. И Неннелла, увидев его из приоткрытой рыбьей пасти, закричала: «Братик мой, братик!
Блюда золотом горят, вилки-ножики блестят, а без братика родного нету счастия земного!»
Неннилло сначала не обращал внимания на эти крики, но князь, стоя на другой террасе, обернулся в ту сторону, откуда они шли; и, когда он понял, что голос доносится из огромной рыбы, у него перехватило дух от изумления. Пока посланный им отряд слуг искал способа приманить рыбу и вытащить ее на берег, князь, слыша это непрестанно повторяемое «братик мой, братик!», стал расспрашивать по одному каждого из придворных, не потерял ли кто сестру.
И когда дошла очередь до Неннилло, он сказал, что припоминает, словно сон, будто, прежде чем князь нашел его среди леса, у него была сестра, о которой он не имеет никаких известий. И князь велел ему подплыть к рыбе на лодке и посмотреть, кто там кричит и не его ли это счастье.
Как только Неннилло приблизился к берегу, рыба, высунув голову на сушу, открыла пасть и выпустила Неннеллу — столь прекрасную, что она казалась нимфой в театральной интермедии, вышедшую из пасти чудовища, будто по мановению волшебной палочки. И князь стал расспрашивать ее, как и что с ними приключилось, но она, хоть и помнила нечто об их бедствиях и о ненависти мачехи, не могла назвать ни имени их отца, ни города. И тогда князь велел обнародовать указ, чтобы человек, потерявший детей по имени Неннилло и Неннелла, немедленно явился во дворец, ибо там получит некое доброе известие.
