Подойдя к старухе, принц, после долгих «алейкум-салам»
[622], поведал ей историю своего странствия, и старуха, утешив его добрыми словами, дала ему подкрепиться из корзинки столь вкусными вещами, что впору было пальчики облизать, а когда он собрался идти дальше, подарила ему три цитрона, которые казались только что снятыми с дерева, и красивый нож, прибавив такие слова: «А теперь можешь вернуться в Италию, потому что уже напрял ты сполна свое веретено и нашел, что искал. Итак, иди, и неподалеку от границы своего королевства, у первого источника, что увидишь, разрежь цитрон, и из него выйдет фея и скажет тебе: «Дай мне воды испить!» — а ты заранее приготовь ей воду; но если замедлишь, она испарится как ртуть. А если ты упустишь так же и вторую, будь особенно бдителен с третьей, чтобы она не убежала. Если дашь ей напиться, то возьмешь ее в жены, ибо она будет именно такова, какую ты искал».
Принц, бесконечно обрадованный, поцеловал ей сто раз руку, до того обросшую колючим ворсом, что она походила на спину дикобраза, распрощался со старухой и покинул тот край. Дойдя до морского берега, он сел в корабль и плыл до Геркулесовых Столпов, а отсюда — в наши моря, и наконец, после тысячи штормов и ураганов, пристал в порту на расстоянии дневного пути от своего королевства. Войдя в прекраснейший лес, где тени деревьев простирались над полянами, закрывая их от солнца, словно дворцовые своды, он сошел с коня у источника, который хрустальным язычком скликал путников прохладить уста. И здесь, усевшись на пестром ковре из трав и цветов, он достал нож из ножен и разрезал первый цитрон.
И мгновенно, как молния, вышла оттуда прекраснейшая девушка, белая как молоко и алая как веточка земляники, и сказала: «Дай мне воды испить!» Но принц застыл на месте, пораженный красотой феи, и не поспел вовремя подать ей пить, так что она как появилась, так почти в то же мгновение и исчезла. И принц опустился, оглушенный, на землю, будто получил по голове дубинкой — как человек, который так долго искал нечто прекрасное и, только обретя, внезапно его упустил.
Но когда он разрезал второй цитрон, случилось то же самое и во второй раз, и у него от огорчения так сдавило виски, что из глаз потекли две струйки. Он проливал слезы, сидя лицом к лицу с источником — капля к капле, и, не отставая от него ни на пядь и утопая в плаче, говорил: «Что я за остолоп, чтоб мне пусто было! Два раза ее упустил, точно руки у меня оцепенели, — да чтоб меня скрючило! И что же я замираю как камень, когда должен бросаться как борзая собака! Но я ей еще покажу! Очнись, несчастный, еще одна попытка в запасе! На счет три побеждают цари! Смелее! Иль верхом на коне, или носом в говне!»
С этими словами он разрезал третий цитрон, и вышла третья фея, сказав, как и прочие: «Дай мне воды напиться!» И принц тут же поднес ей воду к губам: и вот в руках его оказалась девушка, нежная и белая, как творожок, со свежестью алой, что напоминала прошутто из Абруццо или сопрессату
[623] из Нолы, диво, какого свет не видал, красота безмерная, белизна за пределами запредельного, грация величественнее великого. Юпитер обильно излил на ее волосы золотой дождь
[624], и из этого золота Амур изготовил стрелы, чтобы пронзать ими сердца, а на личике ее киноварью написал свою жестокую волю — подвешивать неповинные души на виселице вожделения; в глазках ее Солнце зажгло пару светильников, чтобы в груди каждого, кто смотрел на них, вспыхивали фейерверки, взлетали ракеты и петарды вздохов; Венера зарей взошла на ее губах, окрасив их в цвет яркой розы, чтобы исколоть шипами тысячу влюбленных сердец; Юнона источила капли из своих сосков на эту грудь, чтобы вскормить желания мужчин… Итак, она была столь прекрасна, что принц не понимал, что с ним происходит, пребывая вне себя, не в силах отвести взгляда от столь дивного порождения цитрусового дерева, от столь прекрасного образца женщины, вышедшего из разрезанного плода, и говорил сам себе: «Ты спишь или бодрствуешь, Чометелло? Твои глаза околдованы или сошли с ума? Что за чудесная белая штучка вышла из-под этой желтой кожицы! Что за сладкая булочка — из терпкой кислоты цитрона! Что за прекрасная плоть — из маленького семечка!»
Наконец, осознав, что это не сон, а явь, он сжал фею в объятиях, одарив ее сотнями лобзаний. И после тысяч любовных щебетаний, «кантус фирмус»
[625] которых сопровождался контрапунктом сладостных поцелуев, принц сказал: «Я не хочу, душа моя, ввести тебя в королевство моего отца без украшений, достойных этого прекрасного тела, и без свиты, подобающей королеве. Поэтому взойди, пожалуйста, на это цитрусовое дерево, где сама Природа устроила для нашего удобства гнездышко в виде маленькой комнаты, и подожди меня совсем чуть-чуть; ибо не успеет высохнуть этот плевок, как я вернусь, чтобы ввести тебя во дворец в роскошной одежде и с кортежем, как заведено в нашем королевстве». И после нежных прощаний он удалился.
Но вскоре пришла к источнику некая черная рабыня, которую хозяйка послала принести воды. И она, случайно увидев в воде отражение феи, сидевшей на дереве, приняла его за свое собственное лицо и, изумленная, заговорила сама с собой: «Что видать, горемыка Лючия, ты красивый такой быть, а хозяйка тебя по воду посылать? И как такие дела терпеть, Лючия-горемыка?» С этими словами она с размаху разбила кувшин о камни и вернулась домой, уставив руки в бока, а когда госпожа спросила ее, почему она не принесла воды, ответила: «Лючия по воду пошел, кувшин конец себе нашел».
Хозяйка, проглотив этот обман, на следующий день дала ей осла и бочонок, чтобы она привезла его полным. И Лючия, вернувшись к источнику и снова увидев, как сияет на поверхности воды эта красота, испустила глубокий вздох со словами: «Я не быть рабыня губастый, я не «хала-бала», я не задница что сзади, что спереди! Я такой красавица быть, а мне с бочонкой по воду ходить!» И сказав это — бух! — ударила бочонком о камни так, что он разлетелся на семьдесят кусков, после чего вернулась домой, ворча, и сказала хозяйке: «Осел уйтить, бочонок разбить, на землю пролить, все погубить!»
Бедная хозяйка, услышав это, более уже не могла сдерживаться, но, схватив метлу, отходила рабыню так, что она чувствовала боль во всем теле еще несколько дней спустя. После этого госпожа нашла бурдюк и дала рабыне со словами: «Беги бегом, сломя голову, негодница, ноги кузнечика, дырявая задница! Не вразвалку иди, не задом верти, а бегом принеси мне его полным воды! А коль нет, я тебя, как осьминога, отобью
[626], я тебе таких колотушек надаю, что долго будешь помнить!»
