Ни в фигу их сушеную не ставь,
не вздумай их хоть в грош ценить,
не позволяй себя в ловушку заманить,
но испытай их в чашечке пробирной,
и пальцами нащупаешь у них
по два лица — и спереди, и сзади;
у них на языке одно, другое — в сердце.
Все это лишь коварства и уловки:
вкруг пальца он тебя обводит,
он вкрадывается в твои дела,
дурачит, голову кружит,
умасливает, путает, лукавит,
улавливает, пыль в глаза пускает,
в пеленки вяжет, будто сосунка.
И коль нащупал ниточку к тебе,
то бей тревогу — знак, что быть беде.
С улыбкой он исподтишка кусает,
дрянными славословьями — пятнает,
он надувает твоего тщеславия кишку,
чтоб поубавить веса кошельку.
Одна лишь цель — тянуть, тянуть, тянуть,
пиявкою в твою впиваясь грудь.
Собрав, как гончих на зверей, обманов мерзостную рать,
охотится в душе твоей, твои чтоб перья ощипать.
И чтоб имение твое спустить у шлюх и в кабаках,
вместо светильника в глаза тебе подсунет светляка.
ФАБЬЕЛЛО
Да сгинет про́клятое семя
тех лицемеров, что одним живут —
опутать ближних сетью из вранья:
лицом Нарцисс, утробою — змея.
ЯКОВУЧЧО
Теперь про женщину послушай, что живет
с любым мужчиной, кто придет и кто уйдет.
Смотри, вот — куколка, премилое созданье,
голубка, фея, волшебством подобная Моргане,
Луна, картиночка, яичко расписное,
хрустальный блеск — с водой ключевою
возьми да выпей! Пирожок для короля,
охотница за многими сердцами,
что сетью, косами опутывает тебя,
поднимет с места не веревками — глазами
и наизнанку вывернет словами.
Но коль ее проверишь в чашке у меня,
увидишь столько скрытого огня,
интриги, козни и обманы!
Здесь всюду рыболовные крючки,
здесь сети, снасти, петли, узелки,
здесь тыщи хитростей, здесь — сущая война,
с засадами, подкопами и рвами!
Здесь мины и контрмины! Вот она
петлю то стягивает, то расплетает;
то, как палач, крюком тебя дерет,
то, как цирюльник, кровь тебе пускает,
то, как цыганка, ловко оберет.
Нам, простофилям, право, не устать
хоть тыщу раз сказать-пересказать:
«Вино — то, что бродит,
а плоть — что заводит».
Где говорит, сплетает,
куда идет — сшивает,
коль улыбнется — играет,
а коль коснется — замарает.
Коль сразу не пошлет тебя в больницу,
то, знай, сочла за скот или за птицу,
которую себя считает вправе
без шкуры или без пера оставить
[161].
ФАБЬЕЛЛО
Твои бы речи книжкой напечатать,
да в лавке по шесть побрек
[162] продавать,
оттуда всякий сможет брать пример,
как должен быть мужчина осторожен,
чтоб не поддаться этим наглым рожам,
ибо они не драгоценность, а фальшивка;
от них и мясо пропадет, и подливка
[163].
ЯКОВУЧЧО
Если случайно ты в окне увидишь
такую, что покажется хоть феей,
чьи золотые косы тяжело
спускаются, будто подвешены на нитке
головки зрелого каччокавалло,
чей лоб, как зеркало, округл и ясен
над парой глаз, что говорят с тобой без слов,
чьи губы точно свежее прошутто,
и ослепителен румянец щек,
высокую и вознесенную, как знамя,
что ты лишь раз-другой моргнул глазами,
как уже сохнешь, оставляют силы,
уж потрясен, измучен, сокрушен, —
очнись-ка, бестолочь, проснись-ка, дуралей,
раствора в нашу чашечку подлей!
И та, которую в окошко видел ты
сокровищницей дивной красоты,
окажется побеленным сортиром,
заштукатуренной стеной,
феррарской маскою из глины,
как ветхий дом, где с трещиной, с дырой
хозяин справился ковром или картиной.
Коса фальшива, чернота бровей —
простой копченой сковородки дело,
а на румянец щек пошло у ней
не меньше блюда сурика и мела!
вся нарумянилась и набелилась,
наштукатурилась и насурьмилась,
со всею пропастью примочек и притирок,
тампончиков и пузырьков,
присыпок, мазей и бутылок,
булавок, и тесемок, и шнурков —
такой на излечение простофиль она
огромною аптекой снабжена.
О сколько же, о сколько же уродства
обтянуты шелками и парчой!..
А коль от ног отнимешь каблуки,
набойки и подкладки удалишь,
то, как по мановению руки,
красотку в коротышку превратишь!
ФАБЬЕЛЛО
А ты, клянусь, растешь в моих глазах,
