Теперь можете вообразить, что почувствовала бедная Тростинка и какими словами прокляла тот час и миг, когда сказала про золотую голову. Сидя в холоде и в голоде, она, когда недоставало пищи, глотала слезы, кляня свой жребий и упрекая звезды, что привели ее из дворца в стойло, от благоуханий — к вони навоза, от одеял из мягчайшей шерсти — к соломе и от сладких кусочков — к остаткам от лошадиного корма и пойла. В таких бедствиях прожила она несколько месяцев; кто-то — она не видела кто — подбавлял овса в ясли, и тем, что оставалось в них после лошадей, она могла поддержать свое тело.
Но однажды через дырку в стене Тростинка увидела восхитительный сад с таким множеством плетей кабачков и тыкв, цветочных клумб, фруктовых деревьев, виноградных шпалер, что глядеть не наглядеться. Приметила она красивую гроздь сицилийского винограда; и до того ей захотелось ее сорвать, что она сказала себе: «Пойду-ка потихоньку да сорву ее, и будь что будет; чай, небо на голову не упадет. Откуда узнать об этом моему мужу; и если даже, случись такая беда, он узнает, — что он мне сделает? Ведь мне же андзольи захотелось, а не корничеллы»
[286]. И вот выбралась она из конюшни и утешила сердце, изнуренное голодом.
Вскоре после этого, еще до условленного срока, вернулся муж; и один из коней в стойле изобличил Тростинку, что она выходила за виноградом. И Фьораванте в негодовании, вытащив из штанов нож, хотел ее зарезать, но она на коленях стала умолять его о пощаде, ибо это голод выгнал ее из стойла, как волка из лесу. И так умоляла, что Фьораванте наконец сказал: «Сегодня прощаю и дарю тебе жизнь; но если в другой раз дернет тебя нечистый, и я узнаю, что тебя солнце видело, я из твоих боков ветчину выделаю. Сейчас я снова уеду и точно пробуду там семь лет; а ты смотри у меня, ходи по струнке, больше скидки тебе не будет: если что, заплатишь и за старое, и за новое».
Сказав это, он уехал, и Тростинка пролила реку слез, ударяя себя в грудь, выдирая волосы и причитая: «Ох, лучше бы мне никогда на свет не родиться, если б знать, какой горький мне выпадет жребий! Ох, отец мой, что за удавку ты мне на шею надел! Но зачем на отца жалуюсь, коль сама себе беды искала, сама злую судьбину себе уготовила? Сама захотела голову золотую, чтобы кануть, как свинец, и умереть от железа! Вот наказание Неба, ибо надо было мне делать, как отец говорил, а не фыркать и не капризничать! Кто отца и мать не слушает, тот себе путь выбирает, какого сам не знает!» И не проходило дня, чтобы не повторяла она эти жалобы, так что глаза ее превратились в два источника и лицо так осунулось и пожелтело, что жаль было смотреть. И куда подевались эти блестящие глазки? где это румяное яблочко щек? где улыбка этого ротика? Ох, теперь было ее и отцу родному не узнать.
И вот, когда миновал год — и не знаю, уж какая нелегкая занесла, — проезжал той дорогой золотарь, что вывозил добро из нужников во дворце у короля, отца Тростинки. И она, узнав его, позвала по имени, выглядывая из дверей конюшни; но он, не в силах узнать ее (настолько изменилось лицо бедной девушки), остановился в изумлении. Но, услышав, кто она и по какой причине случилась с ней такая перемена, он — частью из жалости, частью ради того, чтобы заслужить королевское благоволение, — посадил ее в одну из порожних бочек, что вез на телеге, и, повернув оглобли в сторону Белло Пуойо, в четвертый час ночи подъехал ко дворцу короля. Здесь он стал колотить в ворота, и слуги, выглянув в окно и видя, что это золотарь, закричали на него со страшным негодованием, обзывая наглой скотиной за то, что он имел дерзость нарушить сон обитателей дворца, и поделом бы ему за это камнем башку разбить.
Король, слыша крик и узнав от слуги, кто приехал, тотчас приказал его впустить, ибо решил, что если золотарь решился явиться в столь необычное время, значит, тому должна быть какая-то важная причина. И вот, разгрузив телегу, золотарь открыл бочку, и оттуда вылезла Тростинка. Но теперь, чтобы отец ее узнал, надобны были уже не слова; и если бы не показала она родинку на правом плече, то мог бы ее король и обратно отправить. Однако, удостоверившись, он в тот же миг обнял дочь и тысячу раз ее расцеловал, после чего велел скорее приготовить ванну, вымыть ее хорошенько и привести в полный порядок да получше накормить, потому что у нее ни кровинки в лице не было от голода.
Когда Тростинка немного пришла в себя, отец ей говорит: «И кто бы мне сказал, дочь моя, что я увижу тебя в таком состоянии! И что это — твое лицо! Но как же дошла ты до такой беды?» И она отвечала: «Так уж вышло, милый государь мой. Этот турок из Варварии
[287] дал мне натерпеться что собаке; каждый час мою душу будто в зубах держал. Но не хочу я тебе рассказывать, что пережила, ибо до каких пределов доходят страданья человеческие, не доходит человеческое понимание. Довольно о прежнем; теперь я здесь, дорогой отец, и хочу всегда быть у твоих ног. Лучше мне быть рабой в твоем доме, чем королевой в чужом; лучше ходить в тряпье там, где ты, чем носить золотую мантию там, где тебя нет; лучше мне ворочать вертел на твоей кухне, чем держать скипетр под балдахином у другого!»
Тем временем Фьораванте вернулся издалека, и кони рассказали ему, как золотарь увез Тростинку в порожней бочке. И он, услыхав, сокрушенный стыдом, распаленный яростью, тут же поскакал в Белло Пуойо и там, найдя одну старуху, чей дом стоял напротив королевского дворца, сказал ей: «Сколько хочешь, госпожа моя, за то, что дашь мне увидеть королевскую дочь?» Она попросила сто дукатов, и Фьораванте, запустив руку в кошель, тут же их отсчитал.
Она, припрятав денежки, пустила его на верхнюю террасу, и оттуда он увидел Тростинку, которая, сидя в галерее дворца, сушила волосы. В это мгновенье она, как подсказало сердце, обернулась в его сторону и, увидев засаду, бросилась что было духу вниз по лестнице, крича отцу: «Государь мой, если не закроете меня в комнате за семью железными дверьми, я погибла!» «Только увидев тебя, снова потеряю? — воскликнул король. — Да пусть у меня глаз вытечет, если я не сделаю все, в чем нуждается моя милая дочь!» Тут же взялись за дело и смастерили железные двери.
Узнав об этом, Фьораванте вернулся к старухе и говорит ей: «Скажи, что еще хочешь от меня? Мне нужно, чтобы ты пошла к королю во дворец, будто продаешь румяна для лица, а как зайдешь в комнату к принцессе, незаметно сунь между тюфяками этот листок. И в то самое время, как будешь просовывать, скажи шепотом: «Пусть весь народ спит, одна Тростинка без сна сидит»».
Старуха, уговорившись с ним за другие сто дукатов, услужила ему на славу — о, несчастен, кто впускает в дом таких вонючих мерзавок, что, будто продавая румяна, выдубят в сафьяновую кожу и честь, и самую жизнь! И вот, когда старуха сделала свое доброе дело, все во дворце свалились в такой невероятный сон, точно зарезанные. Одна Тростинка осталась с открытыми глазами и, слыша, как снаружи ломают двери, закричала так, будто ее жарили на костре, но не находилось никого, кто поспешил бы на зов. Наконец Фьораванте, повалив на пол последнюю дверь, вошел в комнату и стащил Тростинку с ложа вместе с постелью, чтобы вынести вон из дворца.
