Девушка, заметив подошедшего Титтоне, тихо и жалобно заговорила: «Добрый юноша, посланный, может быть, Небом, чтобы утешить мое убожество в этом месте, где никогда не было видано христианского лица! Вырви меня из лап тирана-змея, что похитил меня из дома отца, короля Кьяра Валле
[444], и заточил в этой проклятой башне, где я задыхаюсь от плесени и горечи!»
— Ох, — отозвался Титтоне, — и чем же я помогу тебе, красавица моя? Как я переправлюсь через озеро? Как на башню заберусь? Как мне приблизиться-то к этому страшному дракону, который взглядом внушает ужас, сеет страх и производит понос? Но успокойся, погоди немного, посмотрим, не найдется ли кто другой с палкой подлиннее, чтобы прогнать эту гадюку. Шажок один, шажок другой, глядишь, и справимся с бедой
[445]. Однако сейчас посмотрим, что зажато в этом кулаке: яйцо или ветер?
[446]
И он бросил наземь перо, волосок и чешуйку, полученные от зятьев, со словами: «Ко мне! ко мне!». И как в летний зной от капель воды, падающих на землю, родятся лягушки, так перед ним, откуда ни возьмись, предстали сокол, олень и дельфин, которые в один голос сказали: «Вот мы, что хочешь?»
Титтоне, увидев их, с большой радостью сказал: «Ничего другого, как только вырвать бедную девушку из лап дракона, унести ее из этой башни, разрушить здесь все, а красавицу эту доставить мне в дом как мою невесту». «Спокойно, — ответил сокол. — Боб спрятан там, где меньше ожидаешь найти
[447]. С нами сумеешь объездить лошадь по кругу карлина, и еще место останется»
[448]. «Не будем терять времени, — прибавил олень. — Беды, как макароны, надо съедать горячими».
И сокол призвал стаю огромных грифов, которые залетели в окно башни, подняли девушку и перенесли ее через озеро туда, где стоял Титтоне с зятьями. И если издалека она казалась ему луной, то вблизи своей красотой уподобилась Солнцу. Но пока он обнимал ее и говорил ей всякие нежные слова, дракон проснулся и, кинувшись из окна, помчался вплавь, чтобы проглотить Титтоне. Но тут олень призвал на помощь отряд львов, тигров, пантер, медведей и обезьяно-котов
[449], которые, скопом набросившись на дракона, разорвали его когтями. Когда все было кончено и Титтоне хотел покинуть лес, дельфин сказал: «Хочу, однако, и я быть тебе в чем-то полезным». И чтобы не осталось памяти о столь проклятом и несчастном месте, так взволновал море, что оно, вырвавшись из своих пределов, хлынуло на башню и разрушило ее до основания.
Видя все это, Титтоне стал, как только мог, благодарить зятьев и велел делать то же самое и своей невесте, раз именно через них она избавилась от столь великой опасности. А те отвечали ему: «Но мы и сами должны благодарить эту прекрасную госпожу, ибо ради нее можем вновь стать такими, как прежде. Ибо еще в младенчестве, из-за обиды, которую причинила наша мать одной фее, мы были закляты оставаться в образе животных, пока не избавим некую дочь короля от грозящей ей беды. Вот и настал миг долгожданный, вот и созрела гроздочка рябины!
[450] И теперь по-новому дышит наша грудь и новая кровь течет в наших жилах!»
И с этими словами все трое обратились в трех прекраснейших юношей. Один за другим они обняли своего шурина и пожали руку его невесте, которая была вне себя от радости. Видя это, Титтоне воскликнул: «Господи Боже, но почему не могут разделить это веселье мои отец и матушка? Да они бы на крыльях летали от удовольствия, увидев своих зятьев такими миловидными!» «Еще не поздно, — ответили зятья. — Ибо стыд показываться в животном облике принуждал нас бежать с людских глаз; но теперь, когда мы, по милости Неба, можем снова общаться с людьми, мы хотели бы вернуться все под одну крышу вместе с нашими женушками и жить в общей радости. Так что скорее в путь, и — прежде чем утреннее Солнце раскроет тюки с лучами на таможне Востока — с нами вместе будут и наши супруги».
Не имея с собой ничего, кроме лошаденки Титтоне, они, чтобы не идти пешком, вызвали прекраснейшую колесницу, запряженную шестеркой львов, в которую забрались впятером и, проехав целый день, встретили вечер в одной придорожной харчевне. И пока готовился ужин, развлекались тем, что читали всякие глупости, что пишут на стенах постояльцы.
Наконец после ужина молодая пара улеглась спать, а три зятя, сделав вид, что тоже идут на отдых, пустились опять в дорогу и мчались так, что утром — когда Звезды, стыдливо, как только что обвенчанная невеста, закрываются от глаз Солнца — вновь были в той же харчевне, но уже вместе с женами. И когда те встретили Титтоне и его невесту с безмерными объятиями и заоблачной радостью, все восемь уселись в ту же колесницу и, проделав длинный путь, прибыли в Верде Колле, где встретили их с невероятными ласками король с королевой, обретшие внезапное богатство — четверых детей, которых считали потерянными, вкупе с прибылью троих зятьев и невестки, достойных быть четырьмя колоннами в храме Красоты.
Послали и королю Бель Прато, и королю Кьяра Валле известие обо всем, что произошло с их чадами; и оба пришли на великое торжество, чтобы добавить сальце своего веселья в «пиньята маритата»
[451] общего счастья, покончив с былыми бедами, ибо
час в веселии побыть —
сто лет мучений позабыть.
Семь окороков
Забава четвертая четвертого дня
Нищая старуха колотит свою прожорливую дочь за то, что она съела семь окороков; некий купец, спросив о причине наказания и услышав, что девушка слишком много работает во вред своему здоровью, берет ее в жены. Она, однако, не хочет трудиться. Вернувшись из путешествия, супруг обнаруживает дома целый холст, сотканный с помощью фей, и, снова обманутый женой, обещает больше никогда не заставлять ее работать, чтобы она не болела
