Уставший конь похрапывал, роняя с удил желтую пену, однообразно стучали копыта по жесткой земле, не знавшей ничего, кроме диких табунов сайгаков и диких же низкорослых лошадей. Мимо проплывали высохшие кусты перекати-поля, клонился под ветром серебристый ковыль, пахло нагретой землей и полынью. Время тянулось медленно, но каганбек умел ждать и терпеть. Уже тень стала короче и переместилась к конскому хвосту, когда впереди показался всадник в боевом облачении, в пурпурном плаще начальника передового отряда, и приблизился к каганбеку.
— Они стоят на холмах, мой повелитель, — да продлится твое величие на многие годы! — воскликнул он.
— Прекрасно, — взмахнул павлиньим пером каганбек. — Останавливаемся в двух милях от них, разбиваем лагерь: воинам надо отдохнуть перед битвой. Мой шатер поставить на холме, чтобы было хорошо видно все, что происходит вокруг. Прикажи, чтобы конные отряды карабулгар и печенегов постоянно беспокоили мятежников своими наскоками, не давая им ни сна ни отдыха. Пошли гонцов к дейлемитам: пусть атакуют. Пусть убивают всех мужчин, кого встретят на пути, жгут селения и все, что может гореть. Женщин и детей гнать в лагерь. Ловить священников — и тоже в лагерь. Церкви жечь нещадно, — ровным голосом приказывал каганбек, не сдерживая летучий шаг иноходца.
— Слушаюсь, мой повелитель! Да дарует Всемогущий победу твоему войску над презренными рабами!
ГЛАВА 10
Войско алан стояло на холмах под палящим солнцем уже несколько часов. Конные отряды черных булгар и печенегов, сменяя друг друга, точно вихрь в чистом поле, налетали то в одном месте, то в другом, засыпали стрелами ряды воинов и уносились назад, как только конные отряды алан пытались их атаковать.
Вдали хазарское войско разбивало походный лагерь: каждый воин вбивал или вкапывал в землю заостренный кол, который всегда возил с собой, вешал на кол свой щит. Вскоре весь хазарский лагерь был опоясан сплошным частоколом, в котором оставались лишь небольшие промежутки, устроенные наподобие ворот. На невысоком холме возник ровный круг полосатых шатров иудейских князей, в центре которого возвысился над всеми остальными белый шатер каганбека. Шатры были окружены, казалось, беспорядочно движущейся массой людей, лошадей и верблюдов, но продолжалось это не долго, движение прекратилось как-то сразу, и к небу потянулись дымы походных костров.
И на холмах аланы, видя, что битва откладывается, тоже какое-то время укрепляли свой лагерь дополнительными ограждениями, но и здесь постепенно все затихло, лишь дымы от костров потянулись к небу — обиталищу богов, точно земля молила их о пощаде, протягивая к ним свои руки.
Внизу, где уже сгущался вечерний сумрак, конница алан сцепилась с карабулгарами. Слышался визг грызущихся лошадей, звон стали, крики дерущихся. Булгары не выдержали, пошли наутек, аланы кинулись было за ними, но начальник конного отряда алан остановил их, опасаясь засады. Подбирали своих, убитых и раненых; чужих добивали и раздевали.
Пришло известие, что конные отряды дейлемитов и гурганцев прорвались в горы с юга и востока, убивают, жгут, грабят, насилуют. Войско заволновалось, но сотники прикрикнули — и ропот стих. Воины оглядывались на горы, где там и сям поднимались дымы пожаров, крепче сжимая рукояти мечей и сабель.
Так, в мелких стычках, в ожидании и тревоге, прошел весь оставшийся день.
Вот и солнце, которое одинаково светило и тем и другим, провалилось за дальние хребты. Еще какое-то время его лучи широким веером освещали белесое небо, затем веер потух, кровавая заря легла на плечи гор и медленно погасла, освобождая небо бессчетному воинству звезд и тонкому серпику месяца, похожему на кривой кинжал дейлемита, и стали видны в густой темноте мерцающие сполохи далеких и близких пожаров, да Эльбрус светился красным светом, вглядываясь из-под багрового облака, нависшего над ним, в темные дали.
* * *
Утро началось с призывного рева труб, грохота боевых барабанов. Дожевывая с лепешками козий сыр, запивая его из баклаг родниковой водой, воины молча строились на заранее отведенных местах, подгоняли амуницию.
Вдали, — сверху хорошо было видно, — вытекая из лагеря бесконечным потоком, сверкая доспехами, строилось войско хазар, хотя представителей этого народа отыскать там было бы не так просто, а все больше наемники из Хорезма да отряды степняков. Оттуда доносились звуки труб и рокот барабанов, приглушенные расстоянием, а в поднятой пыли скоро не стало видно ничего, но через какое-то время пыль стала постепенно приближаться, звучание труб и барабанов усилилось, и вот, едва войско каганбека достигло подножия холмов, оно встало, утренний ветер отнес пыль в сторону, и аланы увидели плотные ряды конницы, лес копий, бунчуки и знамена, а за ними еще и еще.
И вся эта масса стояла и не двигалась, точно чего-то ждала. Завыли трубы — и в просветы между отдельными отрядами потекли тоненькими струйками женщины и дети и стали растекаться влево и вправо, подгоняемые бичами и окриками пеших воинов. Это продолжалось ужасно долго, но едва пленники заняли место впереди войска, вся эта масса коней и всадников на них стала подниматься вверх по скатам холмов, медленно приближаясь к укрепленному лагерю повстанцев. Перед конными воинами двумя плотными рядами шли женщины и дети с петлями на шее, соединенные, казалось, одной бесконечной веревкой. Иные женщины несли на руках грудных младенцев; тех, которые постарше, вели за руки. Среди пестрых толп выделялись черные фигуры монахов и священников.
Вой и причитания надвигались на застывшие в оцепенении ряды повстанцев.
Взлетали плети и опускались на плечи женщин.
Надвинув на глаза шеломы и прикрывшись круглыми щитами, пригнувшись в седлах к лошадиным гривам, опустив руки с саблями и копьями, сдерживая храпящих от возбуждения лошадей, выглядывая поверх их голов, надвигались вслед за ними печенеги и карабулгары.
И повстанцы дрогнули.
Без команды, почти одновременно, едва живой щит приблизился к заостренным кольям, первые ряды пали на колени и бросили на землю оружие. За ними пало на колени и все аланское войско.
И тут случилось неожиданное: конные отряды алан, всю ночь отбивавшиеся от дейлемитов и гурганцев в тылу своего войска, в горных проходах и на тесных улочках селений, наконец одолели нападающих и, переправившись через речку, стремительно ударили во фланг наступающих. И тогда те, по сигнальному звуку труб, топча и рубя идущих впереди женщин и детей, ринулись на стоящее на коленях аланской войско, но увязли в живом щите и среди заостренных кольев, дали аланам опомниться, подобрать свое оружие и с воплями броситься на врагов…
И началась сеча зла и жестока.
И падал на землю молодой алан, пораженный копьем, а рядом с ним захлебывался кровью печенег с разорванным горлом, и в последнем смертном усилии прижимала к груди холодеющими руками свое дитя молодая аланка.
И нападающие начали пятиться под яростным напором повстанцев. Даже молодые воины алан, впервые участвующие в сражении, не уступали ветеранам. Они проскальзывали под брюхо лошадей, кинжалами вспарывали им животы, затем добивали падающих всадников. И часто обезумевшие от боли лошади поворачивали назад, ломая ряды, вставали на дыбы, молотя передними копытами людей и лошадей. Все перепуталось, смешалось и медленно катилось вниз в густой пыли, с криками, воплями, хрипами, лязгом сабель и мечей.
