Солнце показывало полдень, когда на правом берегу стали видны дымы, у костров люди и лошади. Вот уж машут руками, но голосов не слышно — так далеко это, и люди такие махонькие, аки букашки.
Святослав повелел повернуть ладью к берегу.
— Слушай! — закричали с берега, когда ладья приблизилась к нему.
— Слушаю! — откликнулся Святослав, приставив ко рту ладони.
— Конные отстали, княже, — кричали с берега. — Слишком большая вода! Хан торков Кодяча вопрошает, что делать?
— Скажи хану, что мы к вечеру встанем и подождем. Пусть поспешает! — прокричал князь в ответ и велел выводить ладью на стремя.
Когда солнце перевалило вершину своего дневного пути и стало клониться к покою, ладьи и ошивы пристали к узкой песчаной полоске правого берега, пролегшей у подножия горбатых холмов, поросших лесом. Многие вои, с шумом и гамом стосковавшихся по твердой земле людей, покинули корабли и, захватив топоры, пошли добывать дрова для костров. Сводили лошадей, чтобы дать им пощипать свежую траву в широкой лощине между холмами, по которой протекала медлительная речка. Там и сям ватаги раздевшихся до гола мужей и отроков лезли в холодную воду с короткими бреднями, в иных местах с небольших челнов заводили концы донных сетей, стрелки из лука рассыпались по камышам, подкарауливая гусей, уток и что попадется.
Такая задержка в пути не была предусмотрена, но Святослав понимал, что все гладко получаться не может, а отставшая конница торков, конные отряды северян, полян и волынян из-за разлива рек могут оказаться отрезанными от главных сил и пасть в неравных схватках с булгарами, печенегами или уграми. Выставив посты на возвышенностях, разослав конных разведчиков вниз и вверх по течению Итиля, Святослав решил дать отдохнуть воям и привести себя в порядок. Да и то сказать, с рассвета до заката не отрываются они от весел, и сам он гребет наравне со всеми, и хотя флот движется, подгоняемый течением, однако чем раньше войско поспеет к цели, тем неожиданнее для врага, тем вернее победа над ним.
Сколько лет, отправляясь в недальние походы, князь Святослав раздумывал над тем, что вот настанет время и надо будет решаться на открытую войну с хазарами. До сей поры только Олегу Вещему удавалось одерживать над ними победы, да и то не над тем войском, какое потом нагрянуло на Русь и поставило ее на колени, а над подвластными хазарам ясами, печенегами, уграми и булгарами. Главные советчики Святослава Свенельд и другие варяжские воеводы почти ничего не прибавляли к искусству вождения воев, когда надо предусматривать не только силу противника, но и его настроение, отношение с другими народами. В таком деле княгиня Ольга оказывалась более мудрой, умеющей заглядывать вперед — дальше иных волхвов. И Святослав за короткое время сумел впитать мудрость своей матери, прикладывая его к своему опыту. Он был уверен, что и на этот раз судьба и боги не отвернутся от него, тем более что каганбек Хазарский показал себя не самым умным правителем: он после разгрома алан уверовал, судя по всему, в непобедимость своих полчищ, утвердившись в том, что лишь он один имеет право навязывать свою волю подвластным ему близлежащим народам, а остальные должны ждать, когда он эту волю проявит. Слишком долго царям хазарским удавалось почти все: присоединять к своему царству новые племена и подавлять силой недовольство ранее покоренных. Наконец, и это самое главное, многие племена и народы дошли до такой степени ненависти к поработителям, что оставалось лишь чуть сдвинуть придавливающий их камень — и все непременно развалится и рассыплется в прах. Святослав был уверен, а матушка княгиня поддержала его уверенность, что время расплаты наступило и поэтому надо идти и идти вперед, навстречу своей судьбе.
И вот он идет. Но все ли предусмотрел? Все ли рассчитал правильно?
Громкие крики и вопли о помощи отвлекли Святослава от размышлений. Он повернулся в сторону лощины и увидел толпу конных то ли булгар, то ли печенегов, скачущих по берегу, потрясающих копьями и саблями. И тотчас же навстречу кочевникам бросилась конная застава северцев. Туда же побежали пешие воины сторожевого отряда. Схватка была недолгой, кочевники, отстреливаясь из луков, повернули назад, северцы пошли было вдогон, но отстали и остановились.
Через какое-то время к шатру, возле которого на чурбаке сидел Святослав, привели двух бритоголовых булгар, молодого и пожилого. У молодого была рассечена щека, пожилой придерживал одной рукой другую, видимо, перебитую мастерским ударом меча.
Спрашивать их, зачем нападали, не имело смысла: кочевник всегда нападет, если почует добычу.
— Спроси у них, к какой орде принадлежат и кому платят дань, — велел Святослав греку Свиридису, исполняющему при нем обязанности толмача.
Выяснилось, что отрядом командует сотник Кани-бек, что им приказано следить за кораблями русов и при случае взять языка, что они из племени артов, что дань платят кагану Булгар, а тот кагану Хазарскому.
— Вас перевезут на левый берег, — сказал Святослав, — дадут коней, вы поскачете в Булгар, скажете своему кагану, что каган Руси Святослав не желает зла стране Булгар и ее народу, что войско его движется на юг, что он хочет встретиться с каганом Булгар и выразить ему чувства дружбы и уважения к нему и его народу. Верните им оружие и отправьте на тот берег, — велел Святослав сотнику сторожевого отряда.
Булгар увели, и размеренная бивачная жизнь продолжилась. Дымили костры, в казанах варилась уха, рыбный дух мешался с дымом. Неподалеку от княжеского шатра звучали гусли, и сильный голос вел нараспев сказание о прошлых битвах и могучих богатырях. Но это не был голос Баяна, оставшегося в Киеве по причине старческой немощи. Зато его сказки повторяли многие и многие сказители, внося в них что-то свое, на потребу нового времени, не трогая главного, слагали новые. Быть может, и о нем, князе Святославе, кто-нибудь из них сложит свою сказку, и пойдет она в люди, как сказки о Вещем Олеге и его богатырях. Но это лишь в том случае, если ему удастся одолеть хазар и разгромить их державу.
Князь Святослав, задумавшийся было о том, что ждет его войско впереди, прислушался, и слова сказителя удивительным образом стали ложиться на душу, совпадая с размышлениями князя, точно сказитель, подслушав его думы, решил облегчить их прошлым опытом.
…Как съезжался Илюша из Муровца,
С Жидовином тем да нахвальщиной,
Что он всех сильней в поле чистоем,
Супротив него нет соперника.
Зазвенели в степи сабли вострые, —
Да те сабли у них преломилися,
А друг дружку ничуть не поранили;
Тогда вострыми копьями сшиблися, —
Древки копий у них расщепилися,
И опять же друг дружку не ранили;
Бились, дрались они врукопашную,
То мечами секлися булатными,
Позазубрились мечи булатные;
То махали тяжелою палицей,
А и палицы их изломалися.
Бились, дрались до самого вечера,
А стемнело — до самой полуночи,
С полуночи до света до белого,
А не видно, чем битва закончится.
Поскользит тут Илья ножкой левою,
Тяжело пал Илья на сыру землю,
Пал Илья да промедлил маленечко,
Не вскочил враз на ножки на резвые.
Жидовин изловчился не мешкая,
Сел Ильюше на груди на белые,
Вынимал кинжалище булатное,
Чтоб вспороть у Ильи груди белые
Да навек закрыть очи те ясные,
По плеча отсечь буйную голову…
Сколько раз князь слушал это сказание про ратоборство Ильи Муровца, могучего русского поляницы, с Жидовином-поляницею, и всякий раз удивлялся тому, как верно народ в своих думах оценивает прошлое и какие надежды возлагает на будущее. Святослав лежал, вытянувшись на медвежьей полсти, положив голову на седло, смотрел на розовые облака, медленно плывущие на восток, на стаи птиц, косяками и прерывистыми линиями плывущие на север. Мерный рокот гуслей и напевный голос, сливающийся с кликами птичьих стай, клонили в дрему…
