— Двести шесть — пять, — ответил Феол, выделяя краткую часть своего цифрового имени, используемую для общения в узком кругу. Он ожидающе посмотрел на Мэйли. — Двести шесть — пять, госпожа Мэйли. Лучшую часть меня, с которой вы так мило общались на симпозиуме в Аел-маре, зовут Толла.
Третий глаз во лбу Двести шесть — пять подтверждающе мигнул.
— В Аел-маре? — переспросила Мэйли. — Межвидовая научная станция в вашем пространстве?
— Да, три года назад, вы выступили с докладом о природных корнях агрессивности фелиноидов. На симпозиуме по биологическому детерменизму психологических отличий разумных видов.
Мэйли молчала.
— «Игры с добычей как проклятье фелиноидов», — с надеждой произнес Феол. — Очень поэтично и убедительно, хотя и резко.
— Я не была на симпозиуме в Аел-маре, — ответила Мэйли. — Я подавала заявку. Но тема моего доклада «Довольство малым — самоограничение как мотивационная доминанта фелиноидов» была отвергнута как малоинтересная.
Она помедлила мгновение.
— Мы не встречались с вами, высокочтимый Двести шесть — пять. И с вашей лучшей частью, Толлой, тоже.
Бэзил заметил, как вздрогнула Ксения — и уставилась на Первую-вовне. По лицу «кисы» прошла болезненная гримаса.
— Прошу всех немедленно пройти в конференц-зал, — сказала Первая-вовне. — Также прошу присоединиться командира Горчакова. Проблема, перед которой мы оказались, слишком глобальна и требует общего собрания.
* * *
«Дружба» была огромным кораблем как по меркам Невара, так и по стандартам Соглашения. Конечно же, основной причиной этого было техническое несовершенство — ученые Невара пока не придумали ничего эффективнее термоядерного реактора в качестве источника энергии и реактивного принципа в качестве движущей силы. Реактор питал варп-привод и нагревал рабочее тело для передвижения в обычном пространстве. Баки с жидким водородом и занимали большую часть корабля. А еще были системы жизнеобеспечения, три челнока для исследования планет, солидный склад запасных частей и материалов для ремонта. Все это оставляло для экипажа не слишком-то много места. Четырнадцать человек и четырнадцать кис жили в трех разнесенных друг от друга кубриках (два больших, на тринадцать членов экипажа, и один маленький, для двух капитанов, от людей и кис). Анге знала, что на стадии проектирования планировались и роскошные каюты на двоих, и один огромный кубрик на всю команду. Каюты были отвергнуты по соображениям экономии места и массы, единственный кубрик — по требованиям безопасности: корабль должен был способен завершить полет даже в случае гибели половины экипажа.
Наверное, Анге была единственным человеком на борту, который радовался отсутствию индивидуальных кают. Ведь в этом случае почти все люди разместились бы попарно, с братьями или сестрами. Кроме нее, в экипаже был лишь один человек без пары — геолог Казвар, пожилой и всеми уважаемый специалист, изучивший все крупные космические тела в системе. Его брата подвело здоровье — год назад врачи сняли его разрешение на экспедицию. Анге знала, что Казвар долго обсуждал с братом, лететь ли ему одному, — и в итоге они приняли нелегкое решение разделиться.
То, что Анге родилась одиночкой, знали все. Экипаж был слишком образованным и подготовленным, чтобы хоть как-то проявлять свою неприязнь. Скорее, ей сочувствовали — по крайней мере прилюдно. Но она знала, что где-то в глубине души у каждого нормального человека живет брезгливое неприятие одиночек. В старину так относились к любому увечному — слепому, парализованному, умственно неполноценному. Сейчас эти времена прошли, недаром философы называли нынешнюю эпоху серебряным веком, сравнивая мирное и благополучное существование с древним эквивалентом денег. Анге не угрожала ни смерть, ни преследования, ни дискриминация. Порой, наверное, к ней даже относились снисходительнее, чем она того заслуживала, — может быть, и в экипаж она попала не только стараниями Криди, но и как символ терпимости и доброты человеческого общества.
Но ей не хотелось сочувствия. Ей не хотелось преимуществ.
Анге мечтала быть как все — и знала, с самого раннего детства знала, что это невозможно. С детских игр в песочнице, с рано или поздно произнесенного вопроса: «А где твоя сестра?» Несколько раз она не выдерживала и врала. Говорила, что сестра болеет, что она дома. Или — что сестра погибла, и теперь Анге одна. Но рано или поздно правда раскрывалась, и становилось еще хуже.
В конце концов она привыкла отвечать «я родилась одна». Смирилась.
Но как же все-таки хорошо, что каюты общие, что в них перемешаны люди и кисы, что в их кубрике живет всего две пары, а остальные люди предпочли разделиться.
И как хорошо, что рядом Криди.
На корабле никто не знал, что она заключила смешной, платонический, ритуальный брак с котом. Что она теперь тра-жена, что у нее есть «жена по мужу», чью руку она сжимала в момент соития — глядя то в глаза Криди, то в глаза Линге.
А ведь в чем-то это было похоже на то, как если бы она имела сестру…
Ее дружбу с котом, слишком тесную даже по меркам Невара, конечно же, заметили. И похоже, сочли проявлением одиночества. Она даже не сразу поняла, что люди, общаясь с ней, теперь чувствуют не только и не столько неприятие, сколько виноватость, смущение. Будто устыдились прежних, пусть и затаенных чувств, выбросивших Анге из нормального человеческого общения. Ее звали в любую компанию, собравшуюся по любому случаю. С ней заговаривали по каждому удобному поводу. Капитан от людей в вечернем обращении к экипажу похвалил техников — и особо выделил Анге.
Как ни странно, ей это понравилось.
Может быть, это не Линге стала ее сестрой?
Может быть, Криди стал ей братом?
Пусть не единоутробным и уж тем более не близнецом — но, разделенные физиологией и не способные к сексу, они действительно сблизились духовно.
…Криди разбудил ее среди ночи. Половина их кубрика спала, половина бодрствовала на постах корабля. В полумраке ночного освещения кубрик казался безлюдным, только привычно шумела вентиляция и помаргивал зеленый индикатор над дверью. Криди раздернул шторку между их кроватями, присел на край постели. Разбудил ласковыми касаниями лица. Анге проснулась и на миг представила себе немыслимое — кот хочет предложить ей заняться сексом.
— Тра-жена, — прошептал Криди. — Осталось пятнадцать секунд.
— Каких секунд… до чего осталось? — Анге присела в кровати.
— Мы преодолеем половину пути до цели! — Глаза Криди озорно блеснули, когда он протянул Анге открытую фляжку. — Нектар с Ласковой. Лучший напиток на свете и для кис, и для людей.
Анге взяла фляжку, поднесла к губам, но Криди мягко остановил ее руку.
— Еще рано. Пять. Четыре. Три. Два. Пей!
Анге сделала глоток. Сладкая пряная жидкость обожгла рот — напиток был крепким, но действительно потрясающе вкусным.
Криди забрал у нее фляжку и тоже сделал глоток. Подмигнул и сказал:
