— Конечно, командир Горчаков, — сказала Прима. — Не вся, но правда.
Она сделала шаг к стене.
— У меня есть для вас подарок, командир.
Ее протянутая рука вошла в стену — Валентин только через несколько мгновений понял, что в стене есть какой-то проем или ниша, закрытые иллюзорным изображением. Прима достала большой, но плоский пакет — если Горчакову не врали глаза, то пакет был из плотной бумаги.
— Картина, — сказала Прима. — На память.
Валентин взял пакет — тот оказался неожиданно тяжелым.
Кивнул, не зная, что и сказать.
— Формально я не должна передавать в правильную реальность ничего материального, — призналась Прима. — Но вы и сами уже состоите частично из атомов нашей реальности. Вы ели и пили, вы дышали воздухом чужого мира. Возьмите маленький подарок о том, что исчезнет навсегда.
— Может быть, эта реальность останется? Вселенные раздвоятся?
Прима кивнула:
— Я буду на это надеяться, капитан. Приятно была работать с вами.
Ксения пожала ей руку — и отступила к Валентину.
— Тогда еще один вопрос, — сказал Горчаков. — Простите. Двести шесть — пять…
Прима покачала головой:
— Вас не должен тревожить этот вопрос, командир.
— Он…
— Он остается здесь, командир. — Прима опустила глаза. — Мы поговорили, и он принял мою точку зрения. Отправляйтесь на свой корабль и уходите в червоточину. Нам не стоит тянуть.
— Прима, для Феол нет никакой необходимости гибнуть.
— Сестра, какое это имеет значение? — неожиданно поддержала его Ксения.
Первая-вовне вздохнула:
— Хорошо. Он придет.
— Когда? — с подозрением спросил Валентин.
— Очень быстро, поверьте. Как только я разблокирую двери его каюты. — Прима усмехнулась.
* * *
Ян навьючил тюк на спину. Прошел несколько шагов. Тяжело, но идти можно.
— Не стоит тянуть, — сказал он.
— Я не понимаю, что именно ты хочешь делать, — сказала Адиан. — Дети ушли, мы остались…
— Оставаться смысла нет, — сказал Ян. — У нас больше нет ни укрытия, ни запасов. Все, что осталось, мы унесем.
Сидеть возле сена, жевать его с утра до ночи и медленно ослабевать? Мы пойдем, Адиан. Пойдем по следам детей. Мы не будем их сдерживать, у них останется лучшая пища. Но мы попробуем их догнать.
— А смысл? — спросила Адиан. — Если даже дойдем — ты уверен, что там, за горами, остались чистые земли?
— Ядерных зарядов было не так много, — сказал Ян. — За горами села, маленькие бедные городки, их никто не станет бомбить. И в любом случае мы попытаемся.
Он увидел, как в глазах Адиан появилась пусть не надежда, но цель.
— Ты прав. Раз уж мы выжили, то какой-то смысл в этом был. Давай попробуем. Знаешь, я буду рада увидеть Лан. Может быть, мы сохраним семью.
Ян обнял ее, на мгновение зарылся лицом в гриву волос. А потом поднял второй вьюк и помог забросить на спину.
Времени на сомнения не было, как и на нежности. Дети ушли утром, сейчас миновал полдень. До темноты надо пройти по их следам как можно больше — чтобы не было искушения вернуться к пепелищу.
Для чего-то же они выжили…
* * *
Кисть у Гюнтера была закована в прозрачный герметичный лубок, заполненный прозрачным репарационным гелем. Руку он держал чуть на излете, и при взгляде на распухшие розовые пальцы Мегер непроизвольно хмыкнула.
Гюнтер сердито и недоумевающе посмотрел на нее.
— Сосиски в стеклянной кастрюльке, — с невозмутимым лицом сказала Анна.
Гюнтер пробурчал что-то себе под нос.
— Не сердись. Это нервное, — пояснила Мегер.
— Тебя бы так приложило… — мрачно сказал оружейник.
— Зато вы единственный офицер Космофлота, который вступал в наземный огневой контакт с противником! — вставил Алекс.
Гюнтер с подозрением глянул на юного навигатора, но тот был абсолютно серьезен. Ксения, сегодня допущенная в рубку, молчала, погруженная в свои мысли, командир тоже не улыбался. Оружейник вздохнул и ответил:
— Плохо вступал.
— Что поделать, люди размякли, отвыкли воевать, — согласилась Мегер. — Но может, и неплохо, а? Учитывая историю Человечества?
Гюнтер мрачно повернулся к пульту.
— Как бы там ни было, — сказал Валентин со своего места, — какими бы мирными мы ни стали, я попрошу тебя, Гюнтер, быть наготове.
— К чему? — спросил оружейник.
— Ко всему.
Гюнтер покосился на командира, потом кивнул:
— Одна рука у меня работает. Голова тоже.
— Алекс, что у тебя с курсом? — спросил Валентин.
— Все готово, — сказал навигатор. — Мы уходим в межзвездное пространство на два световых дня. И возвращаемся. Это будет недолго.
Валентин кивнул. На экране перед ним была станция Ракс — огромная и одинокая. Рядом висел основной корабль Ракс — двадцатиметровое металлическое веретено. Захваченный в бою метеорит, очищенный от остатков камня, был уже выведен в заданную точку пространства, куда корабль вскоре переместится.
— Прощай, Прима, — сказал Валентин, включая дальнюю связь.
— Прощайте, командир Горчаков. Прощай, Третья-вовне. Прощай, экипаж «Твена», — ответила Прима. Голос Ракс был спокоен и ясен, казалось, она стоит рядом, в рубке.
— Прощай, Первая-вовне… — прошептала Ксения. Валентин с удивлением увидел, что Третья-вовне закрыла глаза и руки ее вцепились в подлокотники кресла. Она так переживает? Или боится?
— Корабль стабилизирован по оси входа, — сообщила Мегер.
— Включаю генератор… — Валентин осекся. — Гюнтер! Отбор мощности на оружейном блоке!
— Командир! — выкрикнул Гюнтер. — Пульт…
Корабль вздрогнул, когда две лазерные пушки, дав залп, выбросили в пространство остатки отработанных стержней накачки. Корпус «Твена» на миг окутала дымка расходящегося ксенона и нити расплавленного вольфрама — потом их унесло прочь.
Металлическое веретено корабля Первой-вовне осталось на месте. А вот гигантская станция за ним разваливалась на части… нет, не разваливалась — исчезала маскировка, мерцала, теряла яркость, становилась прозрачной.
Вместо изящной, разукрашенной геометрическим орнаментом станции на орбите возникло нагромождение больших и малых отсеков, скрепленное узкими трубами переходов, натянутыми и рвущимися теперь тросами, решетчатыми фермами и кабелями. В общем — обычная станция, не нуждающаяся во внешнем корпусе и построенная сугубо функционально. Часть отсеков выстрелом разнесло в клочья, из пробитых переборок струился воздух.
