Глава 6
Лекс
– Сон? – Михаил расхаживал по воде, яки посуху.
Лекс был вынужден привести друга в свой второй мир, иначе ему сложно было бы описать, что именно произошло. Тут нужно было показывать на месте, чтобы не упустить ни одной детали, ни одной подробности. Лекс кивнул.
– Он сам сказал. Парень спал, и попал ко мне. Михаил пожал плечами:
– Ну, это-то как раз не странно. Так бывает, редко и только с такими, как ты, но бывает.
– А чем я так плох? – удивился Лекс
– Ты не плох, – мотнул головой Михаил, – наоборот. Но яркие миры, действительно яркие, уникальные, привлекают сны. Только, конечно, если людям снится что-то похожее. Это… как сказать…
Михаил пошевелил пальцами, потом огляделся в поисках какого-нибудь макета для демонстрации, но потом понял, что придется все-таки объяснять на одних словах.
– Вот представь себе, что сон, это крохотный стальной шарик. Который катится по абсолютно ровной поверхности. Но катится он именно туда, куда его ведет фантазия и уставший за день мозг спящего. И в этой области, где шар замедляется, оказывается маленькое углубление, крохотное, выбитое острым инструментом. Оно небольшое, но удар был недостаточно быстр, слишком медленно ударили и слишком сильно, и поверхность чуть прогнулась. Это незаметно взгляду, но шарик это чувствует. Поэтому, если он оказывается рядом, то он не просто катится куда глаза глядят, а скатывается. Скатывается в эту ямку. Происходит фиксация, сон попадает в реальный… ну или ладно – в созданный нами мир.
– И что происходит потом? Михаил пожал плечами:
– Да ничего особенного. Фантазия спящего заканчивается, потому что во сне он неспособен изменить твой мир. Сны слабы, сильнее огоньков, конечно, но все равно слабы. Слабы, зато инертны. Им невозможно повредить, пока спящие просто спят. Поэтому он просто досматривает свой сон, находясь в твоем мире. Его мозг не создает образы сна, а просто получает их из чужого творения. Лекс качнул головой:
– Недавно я убедился, что это не так. Повредить им можно.
– Да, да, я тебе конечно верю, всему, что ты говоришь. Но просто не знаю, как такое возможно. Я слышал лишь один раз, одну историю. Про игрока, которого так и зовут – Душитель снов. Но, если, выпрыгнув из воды, чтобы спастись от этого хищника, сон попал к тебе, то это очень плохо. Очень. Ты представляешь, насколько должен быть силен этот Душитель, если он способен убивать во сне? Неважно, как он это делает, неважны причины и следствия. Он ли инициирует смерть, или всего лишь поджидает ее, пользуется моментом, сторожит сны умирающих. Но если ты встал у него на пути, то он тебя раздавит.
– Не думаю, что он определил меня.
– Тогда хорошо, – легко согласился Михаил. – Тогда просто будь осторожен и вы никогда не встретитесь.
– Не думаю, что могу ему это позволить, – качнул головой Лекс. Он спрыгнул с платформы и начал описывать вокруг нее большой круг, топая по воде так, чтобы расходящиеся круги создали сложный узор на бездвижной глади. Как ни странно, Михаил не стал смеяться:
– Ты погибнешь, – предупредил он. – Если повезет, быстро и безболезненно. Только и всего. Рыцари тут не в ходу. Здесь убивают на каждом шагу, так в чем же разница?
– Ты же сам понимаешь, в чем. Лекс закончил один круг и тут же начал следующий. – Мы и так практически мертвы. Можно считать. А он убивает живых. Исподтишка. Они же даже не понимают ничего, просто умирают во снах.
– Может, он и не убивает? – Михаил пытался возразить, только из-за того, что уже понимал, в какую ловушку он только что попал. – Может, лишь подбирает объедки. Сны умирающих?
– Тогда тем более. Никто не любит падальщиков. Я точно не люблю.
– Ты погибнешь, – повторил Михаил. – Здесь каждый защищается себя. Сам. Мы здесь все бесстрашные, потому что иного просто не дано. Но мы защищаем себя, а не других. А ты ничего не можешь противопоставить Душителю. Если то, что здесь творилось, верно…, если он чуть было не порушил твой собственный мир, даже не зная о твоем существовании, то у тебя нет ни единого шанса.
– Верно! – Лекс остановился и кивнул, хотя во всем сказанном он явно услышал что-то свое. – Пусть защищают себя сами. Я лишь дам им эту возможность.
* * *
Теперь он создавал грезы. Множество грез.
Первый вопрос, который возник у Лекса, когда он приступил в работе: какие именно сны приходят к людям чаще всего. И, что важнее, какие именно сны из тех, что видятся людям ночью, могут ему подойти. Он понимал, что не все.
И это никак не зависело от того, кто эти люди, спящие и видящие сны, были в реальной жизни.
Были они смелыми и отважными, или тихими и забитыми. Мужчинами или женщинами. Взрослыми или совсем детьми. Успешными они были или нет. Здоровыми или безнадежно больными. Неважно было, в какой стране они жили, сколько получали, и знали ли вообще, что такое деньги. Неважно, как они выглядели и что делали в реальной жизни. Ему было важно, какими они были во сне.
Ему нужны были смелые сны. Сны-бойцы и сны-воины. Сны, в которых люди штурмуют крепости (подходит), защищают семью от диких зверей (тоже подходит), охотятся на хищников с пикой. Подходит, хотя он не верил, что такие сны сейчас приходят многим людям. Веков десять назад – возможно да, но не сейчас.
Ему нужны были те, кто управляет стихиями. Те, кто творит во снах колдовство. И те, для кого посох не просто палка, но и оружие, наполненное энергией.
И все эти сны ему нужно было собрать. Поймать. Привлечь на свою сторону, обратить в свою веру. Но прежде всего – найти.
Ему нужна была армия спящих. Мощная, сплоченная, бесстрашная. Пусть сны эти скоротечны, но подпитывающие их живые души в сражениях будут значить значительно больше, чем создаваемые марионетки. Ведь никто здесь не умеет вкладывать в них души. Так что теперь он создавал грезы. Бесчисленное число грез.
Но в реальной жизни – воинов очень мало. И в реальной жизни как раз воинам, Лекс был уверен, редко снится война. Ему пришлось использовать что-то другое, что-то, что может присниться хотя бы части из миллиардов, много не надо, хотя бы небольшой части, которую он сможет выловить.
Фильмы. Гангстерские боевики, полицейские истории, фильмы про все войны которые только были в цивилизации. Про катастрофы. Про болезни. Про борьбу в любых ее проявлениях.
Лекс просто предположил, что кто-то достаточно впечатлительный запоминает наиболее яркие сцены этих фильмов, и мозг таких людей прокручивает их заново во сне, повторяет, пытается то ли за счет этого освободиться от навязчивых картинок, то ли наоборот – разобраться, что же такое увидел в них хозяин изначально.
Но попасть было сложно, поэтому Лекс создавал очень много грез. Благо, что ему для этого не нужны были детали – скорее, общие ощущения, которые только и управляют сном, позволяя деталям прицепляться к ним, как угодно.
