— А может, нам лучше отправиться чуть раньше, дорогая?
— Хорошо, я постараюсь управиться быстрее.
Петер страдальчески закрыл глаза.
— Хорошо еще, что мы летим не на самолете, — пробормотал он.
— Хватит ворчать, торопыга, — поддразнила Илона, наливая себе кофе, уже третью чашку с тех пор, как встала с постели. — Психиатры утверждают, что все ненормальные куда-то торопятся.
— По-твоему, я сумасшедший?
— Похоже, у нас обоих крыша поехала, — протянула она, томно потягиваясь.
Да, прошедшую ночь иначе и не назовешь, как безумной.
Илона и представить себе не могла, что она такая… выносливая. И только утром, открыв глаза, почувствовала цену этой выносливости. Каждая мышца, каждая клеточка измученного тела болели и ныли. Примерно так же она чувствовала себя, когда впервые слезла с седла лошади. Тогда ей только что исполнилось восемнадцать, и это была ее первая поездка верхом.
Кто мог подумать, что спустя почти десять лет она снова станет страстной поклонницей верховой езды? Эти ночные скачки не менее изнурительны, хотя и доставляют неизмеримо больше удовольствия.
Картина их последнего утреннего соития вновь встала перед ее глазами: Петер лежит под ней, черты его мужественного лица искажены страстью, а она взлетает над ним, как Валькирия.
Ее рука дрогнула, чашка наклонилась. Небольшое коричневое пятнышко поползло по скатерти. Илона не стала его вытирать, — все равно придется стирать.
Что ж, в этой жизни часто случается то, чего нельзя исправить. Она, Илона, встретила мужчину, которого ждала всю жизнь, и его любовь стала для нее необходимостью. Чем-то вроде сильного наркотика. Но Петер уедет, и ей придется тщательно «выстирать» свою жизнь.
— Интересно, почему Амелия пригласила в крестные именно меня? — почти весело спросила она, ставя пустую чашку на стол. — Ведь я совсем не религиозна. Конечно, мама меня окрестила, но с тех пор, каюсь, я в церковь не заглядывала.
— Это вполне объяснимо, — без тени улыбки возразил Петер. — Во-первых, ты ее лучшая подруга. А во-вторых… очень добрый, великодушный человек. Священники называют таких людей угодными Богу.
Илона удивленно вскинула брови.
— Ты шутишь, надеюсь.
— Нисколько. — Он был серьезен как никогда. — А кого они выбрали крестным отцом?
— Какого-то приятеля Франца. Они знают друг друга со школьной скамьи.
— Я думал, он пригласит тестя.
— Наверное, он решил, что Артур немного староват. К тому же он приходится Аннете дедушкой.
— Справедливо. А что наденет в церковь крестная мать?
Илона немедленно напряглась… Со вчерашнего вечера она ждала этого вопроса. Крестины Аннеты Бауэр были их первым совместным выходом в свет, и Петер впервые получил реальную возможность высказаться по поводу ее манеры одеваться.
— Это так важно? — спросила она с еле заметным вызовом.
— Конечно, ведь в этот день…
— И все-таки… — прервала она его, — почему тебя это интересует?
— Ты сама понимаешь, Илона. Крещение новорожденного — светлый, торжественный день. Прости, но черная кожа, короткая юбка и голые ноги будут здесь некстати.
— Ты уверен?
— Абсолютно. А теперь перестань дразнить меня и открой эту страшную тайну. Уверен, на тебе будет что-то необычное и в то же время элегантное. И все присутствующие будут мне завидовать.
Она посмотрела на него с нескрываемым уважением.
Нет, до чего же хитер! Ни одного резкого, тем более грубого выражения. А сказал именно то, что хотел… И с чем она была, честно говоря, совершенно согласна. Пожалуй, надо быть слишком вздорной Евой, чтобы не растаять от маневров этого мудрого змея.
И Илона не выдержала.
— Знаешь, у меня есть шикарный белый костюм, — призналась она, сияя. В последнее время ей вовсе не хотелось выглядеть в его глазах некой экстравагантной особой, которую он потом будет с усмешкой обсуждать в каком-нибудь элитном клубе. — Хочешь, покажу?
— Ты еще спрашиваешь?!
Она бросилась вон из кухни. А когда вернулась, Петер даже привстал из-за стола от изумления.
— О, Илона!
Строгий костюм классического покроя с прямой юбкой чуть выше колен прекрасно сидел на стройной, изящной фигурке Илоны.
Она кокетливо оправила короткие — по последней моде — рукава пиджака и быстро пробежала пальцами по ряду крупных серебристых пуговиц.
— Ну как?
Петер отметил, что на этот раз она обошлась без своих ужасных сережек, а всегда распущенные волосы зачесала кверху.
— Ты просто прелесть! — с неподдельным энтузиазмом воскликнул он. — Белый цвет тебе идет намного больше, чем черный. Завтра же закажем тебе дюжину белых платьев…
— Ни в коем случае! — тут же нахмурилась Илона. — Прости, Петер, но свой гардероб я пополняю сама. Что же касается подарков, то я принимаю их либо на рождество, либо в день рождения. Исключение составляют только цветы и конфеты. — Она мило улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость отказа. — В чем ты, по-моему, не раз имел возможность убедиться.
— И одной маленькой вещицы, которую я купил для тебя на этой неделе, — как ни в чем не бывало подхватил он. — Она совсем не дорогая.
— Ты… ты купил мне подарок? — Илона растроганно улыбнулась. — И что же это?
— Сережки. Хотя я не уверен, что они подойдут к этому костюму. Но ты могла бы носить их с чем-то другим. Подожди. Я сейчас принесу. У нас есть еще время?
— Несколько минут.
Петер стремглав бросился в спальню и достал припрятанный в ночном столике подарок. Коробочка выглядела слишком дорого, и он после некоторого колебания сунул ее обратно. Вернувшись в кухню, он небрежно сунул в ладонь Илоны золотые сережки с бриллиантами.
— О, Петер, — она всплеснула руками от восторга. — Где ты купил их? Какая прелесть! Совсем как настоящие!
— Мне тоже так показалось. Это стразы, — солгал он.
Илона задумчиво покачала головой.
— Стразы? Ну и ну! И все равно, наверное, это очень дорого. Надеюсь, ты не очень потратился?
— Они обошлись мне всего в пару сотен.
Она открыла рот от неожиданности.
— Пару сотен?! Возмутительно! Тебя просто надули.
— Зато посмотри, какая работа. И потом… могу же я сделать тебе приличный подарок.
— Не в этом дело. Держу пари, что когда ты вошел в ювелирный магазин, такой солидный, одетый с иголочки, продавец сразу сообразил, что их лавочку посетил сам Рокфеллер. Если бы мне так не понравились эти серьги, я заставила бы тебя вернуть их обратно.
У Петера горло перехватило от ее слов. Боже, как он любит эту женщину! В сравнении с ней Ирена — просто голодная пиранья.
