Сегодня подрыв эшелона намечался уже восточнее разъезда Полоты. Конечно, тут уже до Юровичей рукой подать, но два взвода местного гарнизона для нас не такая уж большая беда, тем более что их, на всякий случай, ждут. Да и не бросят они в бой оба взвода. Со стороны города помощь по железке также перебросить будет проблематично, там две группы подрывников со своим усилением – не одной так другой удастся вывести пути из строя.
Мы еще только пересекали реку, когда услышали подходящий со стороны города поезд, а затем грохот, сопровождавший катастрофу. У Крамского был полный карт-бланш по началу операции, то есть он должен был рвать то, что ему понравится, в удобное для него время, но поближе к вечеру. Один из важнейших моментов – не прозевать последний эшелон, потому как переносить такую операцию на сутки, держа людей на позициях, это практически все угробить.
– Кондратьев, давай команду к началу.
Радист кивнул и тут же на берегу начал разворачивать рацию, двое бойцов помогали ему, разматывая недлинную антенну, сами же работая подпорками для нее. Ну, сейчас все завертится: сюда рванут наши шесть десятков саней, а еще с двух точек, также оборудованных рациями, а это, к сожалению, все, что у нас на сегодня есть, взлетят ракеты и побегут связные. После чего в десятке мест немцы будут атакованы, и у них не появятся в головах глупые мысли высунуть нос и помешать нашей новой экспроприации.
Впереди защелкали винтовочные выстрелы, после чего были тут же заглушены стрекотом пулеметов. У охраны поездов пулеметов не замечалось, да и скорострельность явно не немецкая, как и положено по плану, работали два ДП. Когда я с третьей ротой добежал, было уже все закончено: около валявшегося под откосом парящего паровоза стояли четыре фигуры, в мышиного цвета шинелях, с поднятыми руками. Выстрелы были слышны только со стороны разъезда, но это явно надолго, по крайней мере, пока мы не покинем место аварии.
Кроме паровоза, слетели и частично опрокинулись четыре платформы, загруженные рельсами и какими-то металлическими брусками. Почти неповрежденными оказались почти три десятка вагонов платформ и даже две цистерны. Бойцы под командованием младшего сержанта Смирнова, что были приданы группе Крамского, уже вскрывали вагоны.
Подошел к ближнему сошедшему с рельс, но не опрокинувшемуся вагону, из которого кто-то вовсю выкидывал огромные, больше моего роста, прямоугольные блоки сена.
– Эй, кто там?
– Красноармеец Епишин, товарищ командир.
– Чего у тебя?
– Сено.
– И чего ты его выбрасываешь, есть будешь?
– Смирнов приказал, вдруг там за ним еще чего есть.
– Ну, тогда ищи, ищущий да обрящет.
В следующем вагоне также было сено, а вот за ним вагон был набит мешками, но заинтересовало меня не это – из соседнего вагона были слышны человеческие голоса и лошадиное ржание.
– А у вас тут что за конеферма?
– Так лошади, тащ командир, – из вагона выглянул сам Смирнов. – Здоровущие, першероны, наверно, я таких раз видел у артиллеристов на учениях. В соседнем тоже, всего двенадцать, а дальше на платформах повозки.
На платформах, и правда, были повозки с большими металлическими колесами. На трех платформах всего было двенадцать штук. И куда мы здесь по снегу на колесах?
– Так, Смирнов, – обратился к мнущемуся рядом младшему сержанту. – Срочно ищешь инструмент, кого из плотников или у кого топор из рук не выпадает. Тебе час времени, но полозья мне к этим коляскам приделай.
– Да как же…
– Просто выломай доски из вагонов и прикрепи к колесам, но чтобы крепко.
– Есть!
– Выполняй. Бери в помощь кого хочешь. Будут ерепениться – это мой личный приказ.
Дальше шел чрезвычайно нужный на данный момент фрицам груз – пять вагонов гробов. Жаль, что именно они до фронта не дойдут, ну да ничего – так в землицу побросают.
– Что, товарищ командир, думаете, как немцам в целости и сохранности передать?
О, Серегин нарисовался, не сотрешь.
– Угадали, товарищ старший лейтенант. У умных людей, говорят, мысли сходятся.
– Там дальше, интересней. Целый вагон вот такой херни, – лейтенант бросил на снег нечто, похожее на огромный соломенный валенок, невысокий, но широкий и длинный. – Это что?
– Фиг его знает. Похоже на снегоступ, только вот сомневаюсь, что такая конструкция долго проживет.
– Он крепкий, хрен разломишь, попробуйте.
Поднимать этот валенок я не стал, просто наступил на него лыжей. Смотри-ка, правда, не ломается чудное изобретение сумрачного тевтонского гения.
Фиг с ним. За вагонами с соломенными валенками шли четыре платформы с двухосными опелевскими грузовиками. Вот этих будет жалко жечь – совершенно новенькие, только с завода. На платформах уже копошились люди, рядом стоял Кошка и командовал.
– Снимаем все ценное: карбюраторы, ремни, лампочки из фар, хотя… отрывайте фары целиком. Ищите инструмент, ремкомплекты, если времени хватит, колеса разбортируйте…
Похоже, здесь без меня обойдутся. Из следующего вагона выгружали коробки. Размер коробок был практически стандартный, но вот материал отличался. В основном они были картонные, но попадались и фанерные и даже обтянутые тканью угловатые мешки. Уже темнело, но, присмотревшись, заметил на коробках рукописные надписи: цифры и немецкие имена с фамилиями. Блин, это же посылки. До Рождества католического, да и лютеранского, почитай, меньше трех недель осталось. Это мы удачно зашли.
– Эй, там внутри коробок таких много?
– Да с треть вагона, – отозвались изнутри.
– А остальное?
– Мешки с письмами еще и вот это, – передо мной бухнулся вспоротый полотняный мешок.
Посмотрим, что у нас тут. Штаны, нет, скорее, кальсоны. Что-то тонковаты они для зимы. Для европейской, может, и сойдет за теплое белье, но для нашей никак, хотя нам сгодится.
Очередной вагон обрадовал огромной кучей железа и ящиков. Железо в основном было представлено траками гусениц и разноразмерными массивными металлическими колесами. Память Зеленски подсказала, что это детали танковой ходовой части. Десяток красноармейцев, наплевав на железяки, тягали из вагона явно тяжелые на взгляд ящики и ставили прямо на снег, не вскрывая.
Следующие два вагона никто не разгружал. Около открытых дверей стояло по несколько бойцов и явно филонило.
– Что здесь? – спросил у Потапова, обескураженно заглядывающего внутрь.
– Бомбы. Здоровущие.
Заглянул. Точно бомбы и точно здоровущие. Точнее, стабилизаторы двух нижних в ряду бомб впечатляли своими размерами. Как бы эти дуры были не по тонне весом, а то и больше. Бомбы были упакованы в странную деревянную конструкцию, почему-то ассоциирующуюся со скелетом, наверное, потому, что деревянные брусья создавали нечто вроде редкого, но крепкого каркаса вокруг туши бомбы. Второй ряд бомб был значительно более мелким – эти были весом вряд ли более четверти тонны, да и брусья каркаса были в разы тоньше. Третий ряд, по сравнению с первым, казался совсем жидким, эти дуры весили не более сотни килограммов.
