– Вот и займись наблюдением, только издалека. Как бы они уже в ночь охотников не понасажали.
– Сделаю. Боровой мне тут собачку подогнал, немца за версту чует, от чего и жива, почитай, осталась.
– Георгий, на тебе доведение до старост, наших, естественно, текущей ситуации.
– Понял. Они тоже поймут, ныть станут, что продовольствия нет.
– Конечно, станут, только ты им объясни, коли в отряде еды не будет, придется им бойцов под зиму на постой брать. Короче, пусть думают.
– Тогда они не ныть, а выть начнут.
– Пусть ноют, пусть воют, но продовольствие достанут.
– Вроде бы, – осторожно начал Матвеев. – Раньше политика другой была, местных не сердить.
– И сейчас не поменялась. Сердить не надо, а вот напрягать все ж придется. Старшина, мы из болота еще винтовки извлечь сможем?
– Почему бы не смочь, вот только боезапаса к ним, как я и говорил, там нет. Ну не положили прошлый раз.
– Озаботим Георгия, как со старостами будет говорить, пусть поспрошает, может, у них какая заначка есть. Поговоришь?
– Так им все одно гильзы нужны будут для отчета перед немцами.
– Ну, может, у них еще где припрятано, после боев собрали или брошенное что на дороге нашли.
– Тут надо не с ними, а с пацанами базарить. Конфет бы каких или шоколаду.
– Старшина, найдем?
– Немного есть, но это неприкосновенный запас, да и зачем пацанам конфеты? Нет, они, конечно, все сожрут, но, может, чем попроще обойдемся. Ножами немецкими складными, например.
– Ножи тоже сойдут, – Жорка заулыбался. – А шоколад девчонкам пойдет. Либо напрямую, либо через ухажеров их. Те, что постарше, чтобы подлизаться к своим кралям, хоть немецкие корпусные склады обнесут.
– Вот это ты мне прекрати, – показал Жорке кулак. – Только бесхозное или сведения. Ты про корпусные склады так, для красного словца или что-то конкретное знаешь?
– Проскакивает тут кое-что, но пока конкретно говорить рано, проверить надо.
Ну, нехай проверяет.
– Тогда пока все, товарищи, остальное в рабочем порядке.
Совещание хоть и закончилось, но голове моей роздыху, похоже, не намечается. Мария все время, пока мы заседали, крутилась невдалеке, постоянно посматривая в нашу сторону. Прямо Мата Хари белорусского розлива. Ох, не нравятся мне ее взгляды.
– Маша, ты чего-то хотела?
Девушка замялась, опустила очи долу, но совладала с собой и подняла глаза, продемонстрировав решительность во взгляде.
– Ты, правда, в Полоцк к крале ездил?
Что-то такое я и предполагал. И что теперь говорить? Перефразируя, лучше горькая, но правда, чем прекрасная, но ложь? Не знаю. И чего-то боюсь.
– Ездил, чтобы встретиться с нашим человеком, боялся, что он попал в беду, – глаза Маши чуть ли не вспыхнули, но после продолжения погасли. – Да, это женщина.
– Ты ее любишь?
– Не знаю. Может быть, – не хватило духу сказать правду.
Что же за сволочь я такая, думал уже удаляясь, – не рубят хвост частями. Трусость в человеке все-таки сидит глубоко. Вроде и пуль стал меньше бояться, а вот сказать больную правду уже воли не хватает. А о Маше ли я беспокоюсь? Может, наоборот – о себе? Что, подлец, запасной аэродром готовишь? А вот ни хрена. Нет у меня к девушке никаких чувств, кроме жалости и страха причинить боль. О другом даже думать не моги! Повернуться, подойти и сказать правду? И будь что будет.
Пройти успел всего шагов десять, но, обернувшись, Маши уже не увидел. Может, к лучшему? А вот это вряд ли.
Вальтер был завален работой если не по уши, то по плечи точно. Сегодня ему помогали аж четверо наших бойцов. Перед немцем стоял полуразобранный пулемет, очень похожий на ноль восьмую немецкую модель, тот, который из лагеря забрали, но без станка, на сошках и с прикладом. Рядом стоял такой же второй, около которого и собрались красноармейцы.
– Здравствуйте, Вальтер. Что за чудо? На восьмой похож. Из вчерашних?
– Здравствуйте, господин командир. Он и есть, модификация пятнадцатого года под ручной. Не видели раньше?
Я, конечно, нет, а вот Зелински такие вроде застал, но вспоминается как-то смутно.
– Почему они у тебя?
– Господин капитан приказал осмотреть и объяснить вот этим камрадам, как с ними обращаться.
Ах, вот для чего здесь эта четверка. Самый сообразительный, заметив заминку в нашем разговоре с Вальтером, тут же полез с докладом.
– Товарищ командир, проходим инструктаж по овладению трофейным пулеметом. Командир пулеметного расчета красноармеец Гордеев.
– Как, языковой барьер не мешает?
– Нет, товарищ командир. Да и пулемет этот «максим максимом», только здорово легче. А немца мы научились понимать.
– Значит, хорошая машинка?
– Хорошая, только магазинов у них по одному. Лента, правда, отличная. Металлическая, не то что наши холщовые, отказов должно быть меньше.
– Хорошо, занимайтесь.
За то время, пока я разговаривал с бойцом, Вальтер, и когда успевает, уже собрал пулемет.
– Еще интересного чего было?
– Да, два ваших пистолета-пулемета с круглыми дисками под маузеровский пистолетный патрон. Хорошие, лучше наших, но к ним тоже по два диска всего. Их господа офицеры забрали уже. Остальное обычные тридцать восьмые и девяносто восьмые карабины.
– Работы, я смотрю, у тебя хватает.
– Почти уже закончил, осталось восемь ваших винтовок в порядок привести, долго в воде пролежали.
– Скоро тебе такого добра еще натащат.
– Да, у вас пополнение, я слышал.
– Именно, так что готовь масло, керосин или чего там надо. Работников подкинем. Может, даже, сначала раздадим оружие, а уже потом драить заставим, тогда на тебе только надзор.
– Боюсь, ваши люди, особенно из новых, не будут меня слушать. А к уходу за оружием в основном относятся плохо.
– Так, с этого места поподробнее. Кто плохо относится?
– Большинство. За чистотой оружия не следят, чистят редко и не тщательно.
Так, будет кому-то большая взбучка.
– Я понял, Вальтер. Занимайся своим делом, а пистон я кому надо вставлю. Пистон, это в смысле капсюль.
Нефедова найти не удалось, усвистал уже в третий лагерь, потому пистон получил старшина. Ловить на улице никого не стали, а взгрели отдыхающую смену. С чистотой оружия и правда был полный бардак. Нет, мхом, конечно, оно не поросло, но гарантировать штатную работу механизмов, в основном это, конечно, относилось к автоматическому оружию, Кошка наотрез отказался и пошел сыпать нарядами. В лагере отчетливо запахло машинным маслом.
