Утром, покидая монастырь в Зенарузе, я чувствовал, что изменился. Эта остановка стала концом первой недели – времени привыкания и добровольного одиночества. Теперь я перешел в состояние паломника, способного к общению с людьми.
И все же я не был настолько готов к общению, чтобы продолжить путь в группе. К тому же по Северному Пути каждый странник идет один. Паломники встречаются по вечерам, в городах-этапах и в гостиницах-альбергах. Но за исключением тех, кто идет вместе с самого начала, как мои австралийские приятельницы, днем – поодиночке, а если объединяются, то на очень короткий срок. Например, встречая на следующих этапах моих знакомых из Австрии, я заметил, что эта троица разделилась.
Но, хотя я по-прежнему шел один, это одиночество больше не было мне нужно, как в первые дни. Я чувствовал, что достаточно приспособился к Пути и находился настолько в согласии со своим новым положением паломника, что мог принять встречи и по-братски примириться с присутствием рядом подобных мне странников, которые все отличаются один от другого.
Марафон и Сантьяго – одна и та же битва!
Физические трудности, которые в первые дни были вызваны переменой моего положения, не исчезли, но уменьшились. Теперь они ограничивались лишь ужасной болью в подошвах ног, сзади пальцев. Боль была почти невыносима, но я видел в ней перемену к лучшему. Я был убежден, что все мои страдания – бессонные ночи, ломота в переутомленном теле, голод и жажда – опустились сначала в мои ноги, а потом в ступни.
Ступни паломника! Эта до смешного мелкая тема приобретает на Пути огромный размер. На каждом этапе у паломника появляется случай полечить эти конечности, всей важности которых мы не чувствуем в повседневной жизни. Для некоторых паломников их ступни становятся кошмаром, но главное то, что они заставляют жить в этом кошмаре других. Мало таких, кто терпит эту пытку в одиночестве. В отличие от интимных частей тела, которые стыдливость не позволяет открывать, ступни человек охотно выставляет напоказ. Он сует их под нос тем, кто здоров, чтобы получить от них совет. Может быть, он надеется, что сочувственный взгляд окажет лечебное действие на его мозоли, потертости, воспаленные сухожилия и тому подобное. Торговые точки, расположенные вдоль дороги, в первую очередь аптеки, переполнены людьми, которые, войдя, первым делом разуваются и выставляют напоказ свои измученные ноги. Например, я видел в Стране Басков одного пожилого итальянца. Этот очень достойный человек, несомненно занимавший важную должность на каком-нибудь предприятии или в университете, настойчиво пытался положить на прилавок аптеки свою окровавленную ступню – зловонное поле сражения, воронки которого были защищены бесполезными кусками лейкопластыря, влажными от пота и грязи. Бедные аптекарши громкими криками на испанском языке пытались отговорить его от этого намерения. Их лица выражали глубокое уныние из-за того, что по воле судьбы они вынуждены работать на таком беспокойном месте у дороги. Продать дезинфицирующее средство пешему страннику, который соблюдает приличия и объясняет свою проблему, не разуваясь, – это они еще могли выдержать. Но все эти люди, которые, не умея объясниться на кастильском языке, пускают в ход общий для всех народов язык тела, то есть трясут перед ними своими гнойными болячками на глазах у других покупателей, явно вызывали у аптекарш отвращение, которое они уже были не в силах скрывать. В ответ они только все громче и громче повторяли какие-то цифры. Итальянец, не понимавший значения их слов, все ближе придвигал к ним свою лежавшую на прилавке ногу, переворачивая духи и средства для похудения, созданные на основе лекарственных растений. В конце концов я был вынужден перевести итальянцу слова аптекарш. Оказалось, они сообщали ему, в какие часы отправляются автобусы до ближайшей больницы.
Когда паломник обучается преодолевать подобные неприятности и кожа его подошв приобретает блаженную твердость, он начинает защищать эти завоевания тем, что разувается, как только прибывает на место остановки. На этапах Пути все жаке, которые выходят на прогулку после обеда, обуты во вьетнамки, сандалии или босоножки. Именно по этому признаку они узнают друг друга. Я еще не знал такого секрета и потому ужасно страдал от мозолей. В горах я никогда не натирал себе мозоли, и потому сделал неверный вывод, что ничем не рискую, если пойду в ботинках в Компостелу. Но это была грубая ошибка. Горные ботинки сделаны из тонкой кожи с подкладкой из современных материалов, они применяются на наклонных поверхностях (при подъеме или спуске). Кроме того, на подходе к началу маршрута их не носят очень долго и идут медленно. Путь – другое дело; это долгие часы быстрой ходьбы по ровной дороге, причем в жару. Каждое утро человек проходит восемь или десять часов все тех же мучений на едва начавших заживать истертых ногах. А если он к тому же купил свои башмаки перед самым выходом в поход, как это сделал я, и не разносил их, происходит настоящая катастрофа. Та пара, которую я приобрел, была мне мала и неудобна. Покупая ее, я проявил беспечность, самомнение и скупость. Русские говорят, что скупой платит дважды (это мне часто повторяет мой сын). Именно так и произошло в моем случае: в пути мне пришлось купить другие ботинки. Я сменил обувь в Гернике. Мне казалось, что этот город-мученик хорошо поймет мои страдания и утолит их. Новая пара гораздо больше подходила для моей цели (когда я пишу эти строки, эти ботинки по-прежнему у меня на ногах). Но, обеспечив мне покой на будущее, они были не в силах мгновенно устранить ущерб, причиненный предшественниками (предыдущую пару я тайком засунул в один из больших контейнеров для мусора, которые стоят вдоль рынка Герники, когда оттуда вывозили мусор). Мне нужно было набраться терпения и стойко переносить боль, которая при каждом шаге отдавалась во всем теле. Тем не менее я верил, что, если я продолжу идти, боль в конце концов уйдет в землю через подошвы новых башмаков. Так в Средние века люди верили, что, если спать, положив ноги на спину собаки, ревматизм перейдет из твоего организма в ее тело. Я был близок к подобным верованиям. Ковыляя по дороге и морщась при каждом шаге, я надеялся, что Путь скоро поглотит последние отметины моих несчастий.
В таком настроении я пришел в Бильбао. Это случилось в воскресное утро, под ясным солнцем. Приближаться пешком к большому городу всегда сложно и утомительно. Позже я проходил такие отрезки Пути без обмана. Но я должен признаться, что на окраине Бильбао, когда мои подошвы были в крови, я не выдержал. Я нашел подходящий автобус, сел в него и так проехал несколько последних километров через лабиринт заводов и складов, которые окружают город. На следующей остановке в автобус сели две француженки – паломницы, как и я. Это были две сестры зрелых лет, но хорошо сохранившиеся. Они были увешаны ракушками святого Иакова, и настроение у них было прекрасное. Эти попутчицы рассказали мне, что идут по Пути уже четвертый раз. Каждый раз они начинали поход из нового места. Они даже прошли знаменитый Ла-Платский Путь, который начинается в Севилье и проходит по Эстремадуре. Необычным было то, что они не доходили до конца. Они еще ни разу не добрались до Компостелы: оказалось, что их мужья были готовы оставаться одни лишь пятнадцать дней. Когда этот срок подходил к концу, сестры предпочитали повернуть обратно: то ли боялись, что в ином случае не найдут их дома, то ли сохли от тоски без их любви. В этот раз конечным пунктом для них был Сантандер.
