Когда я вернулся в пансион, хозяйка пила чай в гостиной в обществе подруг. Они были настолько милосердны, что не обратили никакого внимания на призрак, который скользил по их персидским коврам от входной двери до убежища, которое было ему предоставлено на одну ночь. Рано утром я положил на пианино деньги за ночлег и ключ от квартиры, а потом вышел на улицы, которые муниципальные служащие мыли, обильно поливая водой.
Я не скрыл от вас, как было скучно идти по Кантабрии.
Эту же скуку я чувствую, когда воскрешаю в уме немногочисленные воспоминания об этой части Пути. Моя память – всегда хороший судья – поспешила забыть эти однообразные участки побережья. Остались разве что несколько неустойчивых разрозненных воспоминаний, которые трудно разместить во времени.
Покидая Сантандер и направляясь к церкви Морской Богородицы – Virgen del mar, я упрямо спрашивал у прохожих, где она находится, пока пробирался через нескончаемые и ничем не привлекательные пригороды.
Моя цель не только была сдвинута со своего места в пространстве. По недоверчивым взглядам людей, которых спрашивал, я понял, что это святилище, в античную эпоху служившее для языческих обрядов, а потом ставшее храмом Девы Марии, сегодня очень далеко от повседневных забот жителей этого края. Те, кто еще знал, где находится Морская Богородица, советовали мне проехать к ней на автобусе. Чтобы оправдать свое упрямое желание дойти до нее пешком, я сообщал прохожим, что мне никакое расстояние не кажется далеким, потому что мне остается пройти еще шестьсот километров. Тогда удивление сменялось выражением сильнейшего недоверия и подозрительности, доходящей до отвращения; такое чувство мог бы вызвать сумасшедший, живущий на свободе. В некоторых местностях – и эти пригороды Сантандера относятся к их числу – паломник, напоминающий собой о Средневековье, похож на тех рыцарей из комедийных фильмов, которые попадают в наше время и ходят в кольчуге среди автомобилей.
После Морской Богородицы все мои кантабрийские воспоминания окутывает туман. Из него выплывают отдельные эпизоды, но я не помню, что за чем следовало. Говоря по правде, бусины этих долгих прибрежных четок для меня взаимозаменяемы. Я рассказываю о них в том порядке, в котором их касается моя память, и, может быть, путаю их порядок.
Первые образы, которые приходят мне на ум, когда я думаю об этой части Пути, – то, что я видел по бокам дороги. Страна Басков заставляет паломника идти по мелколесью, по песчаным равнинам, среди полей. Кантабрия щедро угощает его автомобильными магистралями, перекрестками и железнодорожными путями. Это, конечно, очень несправедливо, и, если точно подсчитать расстояния в километрах, мое впечатление может оказаться ошибочным. Но все равно для меня Кантабрия остается страной асфальта.
Поскольку здесь нет маршрутов, проложенных специально для пешехода, он становится на дороге человеком низшего сорта. Современные дороги созданы для моторов и шин, ноги и подошвы на них нежеланные гости. Паломник определяет путь по дорожным знакам, и от этого ему кажется, что здесь его маршрут не совпадает с исторической линией Пути. В действительности дело обстоит как раз наоборот, и об этом никогда не забывает упомянуть путеводитель. Путь в Кантабрии проходит точно по маршруту средневековых паломников, просто теперь этот маршрут покрыт современными дорогами. Так что Путь, по которому ты идешь, – настоящий, но неузнаваемый. Он не оставляет места для грез, а местами даже может вызвать у вас кошмар. Например, возле Могро Путь проходит вдоль огромных металлических труб, которые тянутся к химическому заводу. На протяжении многих километров паломника сопровождают идеально прямые магистрали, а пейзаж вокруг них напоминает конец света. Через каждые триста метров на трубах нарисованы знаки святого Иакова. Они не столько указывают нужное направление (дорога только одна), сколько убеждают пешего странника, что он не стал жертвой галлюцинации. А если вы устаете смотреть на священные желтые стрелки Компостелы, ваше внимание освежают пророчества, написанные белой краской на большом расстоянии одно от другого: «Иисус спасает!» Но призыв к Христу в таком месте скорее отнимает у паломника последнюю надежду, чем обнадеживает его. Христос мог бы спасти его только одним способом – избавить от гнетущего соседства этих полос фиброцемента, которые длятся до самого горизонта.
И словно для того, чтобы окончательно деморализовать пешехода, эти трубы тянутся вдоль еще одной характерной особенности кантабрийского ландшафта – пустующих домовладений. Бум недвижимости в Испании сопровождался строительной лихорадкой, которая была особенно сильна в этих прибрежных областях. Дома типа F4 с гаражом встречаются здесь в ста различных разновидностях. Повсюду возведены жилые комплексы, и в основе конфигурации каждого из них лежит весьма своеобразный вариант плотной застройки, когда здания стоят стена к стене. Некоторые из этих произведений архитектуры довольно красивы и доказывают, что испанские архитекторы талантливы. Увы, эти нагромождения маленьких домишек не создают урбанистический стиль. Посреди полей или рядом со старинными поселками такие разновидности пригородных особняков выглядят неуместно. Иногда я видел, когда на вершине холма много столетий стоит очаровательная маленькая деревня, а теперь ее бока расширены за счет современных домовладений, и эти кварталы больше по размеру, чем тысячелетний поселок, который они окружают. Этот расцвет новостроек мог бы порадовать наблюдателя, если бы они были заселены. К сожалению, подавляющее большинство этих жилищ пустует. В них было предусмотрено все, кроме жильцов. Балконы расцвечены объявлениями «продается». Ставни закрыты. Иногда попадается обитаемый дом с игрушками на газоне и бельем в окнах, и это немного смягчает картину всеобщего запустения.
Наконец вы расстаетесь с трубопроводом, но лишь для того, чтобы оказаться перед химическим заводом. Несмотря на это, вы почти чувствуете облегчение: по крайней мере, вы снова среди людей. Куда-то катят грузовики. Трубы выбрасывают в воздух едкий дым, и вам легко вообразить, что он ядовитый. Это неприятно, и вы смогли бы придумать в мечтах что-нибудь более привлекательное. Но все что угодно лучше, чем безлюдье кварталов, подготовленных для жизни, но наполненных молчанием пустоты.
Оскверненные красоты
Некоторые из вас – те, кто побывал на кантабрийском побережье как турист, – вероятно, возмущены тем, что я рисую Кантабрию черными красками, и хотят крикнуть мне: «Сантильяна-дель-Мар! Комиллас! Коломбрас!» Столько исторических мест, столько поселков, которые по праву считаются жемчужинами архитектуры.
Я признаю, что эти места красивы, но, если смотреть на них с точки зрения пешехода, которым написан этот рассказ, они нисколько не компенсируют однообразие промышленных ландшафтов. Конечно, я попал туда в неподходящее время. В середине зимы, под покрывалом из облаков они, несомненно, полны вневременной поэзии. Увы! В июне, при жарком солнце, эти исторические места погребены под толпами туристов. Междугородные автобусы останавливаются на их окраинах и выгружают посетителей, приехавших со всех концов мира. Улочки наполняются зеваками, которых ведут за собой на буксире громко кричащие гиды. Здесь пришлось бы долго искать булочную или бакалейный магазин, но лавочки с сувенирами выстроились в ряд и покрывают старые камни своими уродливыми подставками, на которых висят безвкусные безделушки. Площади заставлены пластмассовыми стульями и большими зонтами, посвященными божеству по имени Кока-Кола. На больших грифельных досках прославляются прелести меню за восемь евро и boccadillos (так по-испански называются сэндвичи. – Пер.).
