Паломничество дает человеку единственную в своем роде возможность не только найти остатки исчезнувшего мира торжествующего христианства, но и почувствовать, каким был этот мир. Страннику, который идет от церкви к придорожному алтарю, от монастыря к часовне, может показаться, будто ничего не изменилось.
Одновременно он осознает, даже почти физически ощущает, что этот плащ из святых мест, эта ткань христианства, которой так долго была окутана Европа, лишь накрывала народы, которые на самом деле оставались точно такими же варварскими, как были. Большинство религиозных мест, прославляющих Христа, построены там, где раньше были древние святилища, а некоторые возникли еще в доисторические времена. Археологические раскопки подтверждают существование древних культовых мест – римских, кельтских, неолитических – там, где сейчас стоит церковь или изображение Страстей Господних. Но страннику не нужно, чтобы ему об этом говорили: он и так их замечает. Человек, который идет пешком, издалека чувствует токи подземных сил, магические флюиды, духовные волны, исходящие от источника, скрытого в глубине долины, или от скалистого пика, вершина которого разрывает покров леса. Спускаясь в узкое ущелье или, наоборот, взбираясь на горный отрог, он испытывает священный ужас. Этот страх, несомненно, был в десять раз сильней в те времена, когда люди ходили голыми и им угрожали дикие звери, молния, чума. Здесь, где, как кажется, обитают духи земли или неба, неудивительно встретить христианские постройки – последние звенья в длинной цепи святилищ, которые, стоя в центре опасности, усмиряли стихии.
Именно благодаря этому я понял, какую величайшую освободительную роль играло христианство вначале, до того, как оно иногда само стало превращаться в орудие угнетения. Первобытные религии отражали только страх людей перед богами и предписывали человеку платить божеству дань, чтобы обеспечить себе его благосклонность. В отличие от них христианство появилось перед людьми как мощное орудие, данное людям, чтобы победить смерть. Воскресший Христос – это меч, который поднят над головами верующих, чтобы защитить их от природы. Он дает христианину силы отбросить в небытие угрожающих людям духов, презирать злое колдовство, не бояться опасностей даже в самой недоступной глуши. Очистив природу от всевозможных богов, населявших облака и горы, леса и родники, христианская религия в определенном смысле взяла на себя защиту человечества и подарила ему весь мир. После этого человечество уже не знало границ в своем расселении по миру. Нужно было только не забывать строить в каждом новом месте священное укрытие для Христа, из которого Он мог бы охранять окрестности.
Но странник-пешеход также замечает, как плотно сеть христианства опутала население, которое в глубине души оставалось языческим. Пример этого я увидел, выходя из монастыря Вальдедио.
От монастыря дорога идет, петляя по горам. Оттуда открывается вид на всю окрестность и аббатства, а на дне зеленой долины они выглядят местом, где царят мир и согласие. Поднявшись на гребень горы, путник снова видит автомагистраль, по которой катят грузовики. После того как святой монастырь Вальдедио скрылся из моих глаз, я зашел позавтракать в ресторан для шоферов-дальнобойщиков и фермеров.
В большом зале был невероятный шум. За всеми столиками шли оживленные разговоры; собеседники орали хриплыми голосами. Их красные лица разгорелись от вина, которое явно лилось здесь потоком. Меню дня предлагало сумасшедшее количество калорий в заманчивых формах – закуски из свинины, овощи, утопленные в майонезе, несколько видов мяса, поджаренного на гриле и политого собственным жирным соком. Никто не обратил внимания на паломника, который сел на свободное место у двери. Глаза блестели, полные рты широко раскрывались, чтобы охватить губами новые порции пищи или выпустить наружу взрыв смеха, густого, как здешние соусы.
Две довольно молодые официантки, толстушки в короткой одежде, пытались ходить между участниками этой трапезы. Подносы с заказами они держали очень высоко над головами, чтобы какой-нибудь пьяница случайно не опрокинул посуду с едой. Но, поступая так, они оставляли незащищенными свои мягкие места, и мужские ладони весело гуляли по этой территории. Ладони, хотя были шершавыми и черными от отработанной смазки, нежно скользили по мясистым контурам крупов ресторанных служанок. Другие, более своевольные или хуже контролировавшие себя под влиянием алкоголя, нажимали на эти округлости, щипали их, а иногда даже заставляли их звучать с помощью шлепков. Шлепки были такими звонкими, что перекрывали рев голосов. Официантки вскрикивали, отчего всеобщее веселье только усиливалось. В какой-то момент одна из них набросилась на посетителя: должно быть, он нарушил неписаные правила игры и позволил своим пальцам прогуляться вне разрешенных границ. Девица громко кричала, а развеселившийся мужчина мешал ей выйти из того угла зала, куда она принесла поднос с едой. Во время этой перебранки другие едоки, находившиеся сзади несчастной девицы, трусливо нападали на ее ягодицы, и это заставляло ее поворачиваться к ним лицом.
Эта сцена была грубой, дикой, невероятно первобытной, но в то же время от нее веяло каким-то звериным вакхическим весельем, языческой радостью. Я находился за тысячу километров от монастырской тишины и от небесных голосов, которые недалеко отсюда пели псалмы под покрытыми чистым золотом ветвящимися узорами. Это соседство на мгновение позволило мне представить, какую отчаянную борьбу христианское духовенство с его пышными обрядами и моралью в течение веков вело против языческой основы народной души. Церковь стала царствовать над людьми, заставила их признать ее власть, могущество и славу, но не изменила глубинную природу человека. Возник даже своего рода симбиоз между мирным спокойствием, которое завещал людям Христос, символическим поводом к которому был уход монахов из общества, и разгульными нравами народа, его простыми и грубыми страстями. Мирянам было разрешено наслаждаться плотскими удовольствиями, пищей и вином, но в обмен на это они должны были выполнять грубую работу – трудиться и размножаться. Таким образом, аббатство с его монахами и трактир с его служанками в течение веков были прочной, хотя и странной парой, которая продолжала жить и сегодня в этом углу сельской Испании.
Только один элемент общей картины не совмещался с этой парой, и это был я. Когда я обращался к официанткам уважительно и говорил с ними мягким голосом, оставляя ладони спокойно лежать на столе, они вовсе не были мне благодарны за вежливость, а, наоборот, смотрели на меня с презрением. А потом они, смеясь, отворачивались от меня к тем, кто щипал их за ягодицы.
Сначала это меня удивляло, но, поразмыслив, я пришел к заключению, что такая реакция была вполне естественной. Люди вроде меня, одинаково далекие и от религиозного рвения монахов, и от грубых вожделений, появились на свет во время крушения христианского порядка. И что еще хуже, они и есть причина его крушения. Борясь против верховенства религии, эти люди со свободной совестью создали нового, гордого человека, который будто бы свободен и от веры с ее правилами и таинствами, и от примитивных инстинктов, грубых вожделений и власти силы.
Эти современные люди так размножились, что заменили власть церкви властью своих орудий – науки, средств массовой информации, финансов. Они уничтожили старый порядок. А при новом порядке больше нет места ни крестьянам, ни монахам. Эти официантки лишились своего мира из-за таких людей, как я. Я не считал, что заслуживаю их презрения, но все же понимал их.
