Поток слов не иссякал. Во всей внешности священника чувствовалось огромное удовольствие, которое он испытывал, выступая перед публикой. Периодически он хватался за мальчика из хора, словно беря его в свидетели. Порой, говоря о чем-либо грубом или жестоком, он давал ребенку тумака в спину или мял ему уши, но иногда успокаивался и нежно гладил курчавые волосы на голове мальчика. А тот оставался бесстрастным и к ласке, и к шлепкам. Похоже, никого не возмущали эти жесты, несмотря на их двусмысленность. Жители деревни явно отдали священнику на растерзание эту покорную жертву, как бросают удаву живую мышь.
Я время от времени тревожно взглядывал на часы. Прошло уже полчаса, а священник все еще не приступал к какой-либо классической составной части мессы. Прихожанки удобно сидели на своих стульях, иногда встряхивая головами, над которыми проносились слова, выпущенные в них как из орудия священником-артиллеристом. Большинство его ядер все же пролетали выше цели. Эти женщины явно покорились тому, что вначале казалось им необычным, что их священник открыт влияниям внешнего мира и поэтому его месса не похожа на мессу. Однако непривычность такой службы не смущала их: эта церковная служба была для них чем-то вроде ток-шоу, которые они видели на экранах своих телевизоров.
Я полагаю, что, завершая свою бесконечную речь, священник все-таки наспех исполнил что-то вроде обряда причащения, но признаюсь, у меня не хватило терпения дождаться этого. В тот момент, когда священник закончил сводить счеты с авторитаризмом Путина и переключился на деликатную тему трансферта европейских футболистов из клуба в клуб, я встал и направился к выходу. Священник на миг прервал свою речь. Крепко прижимая к себе мальчика за оба плеча, он этой короткой паузой брал прихожан в свидетели того, что победил своих противников, которых без колебаний атаковал, и его победа очевидна. Кумушки провожали меня взглядами и насмешливыми улыбками до самых дверей. Я чувствовал себя неловко в роли демона, которого твердый духом священник только что отважно изгнал из святого храма.
Пришел в себя только на улице. Я снова стал паломником, каким был раньше, но немного ошеломленным. Шел мелкий дождь. Этот эпизод был одним из случаев, положивших конец религиозному периоду моего паломничества. Во мне, конечно, мало веры; во всяком случае, я считаю бесполезным слушать в церкви то, что могу прочесть в газетах. И теперь я начал ощущать побочные эффекты передозировки христианства, которую устроил себе. Мне все меньше и меньше хотелось бывать на вечерних службах, которые так похожи на соборование. Я больше не мчался со всех ног ни в часовни, ни в монастыри. Я не желал удлинять свой путь ради того, чтобы пройти мимо очередной маленькой часовенки, в которой горела такая же свеча, как в прежних, и увядал такой же, как в них, букет.
Освободившись от этой последней защитной оболочки, тот паломник, которым я стал на рубеже третьей недели странствия, был наконец голым и был готов воспринять истину Пути. Я сбросил с себя мечты, потом мысли и, наконец, веру. Что осталось у меня после того, как я несколько раз становился другим? Скоро я это узнаю. Склон постепенно становился круче, а воздух прохладней.
По стопам Альфонсо II и Будды
В Овьедо благородно все – церкви, собор, улицы, подъезды, фасады. А на земле, разумеется, маршрут паломников тоже отмечен самыми роскошными указателями – бронзовыми раковинами, вставленными в гранит мостовых. Эти раковины ведут к самому замечательному дорожному указателю, который может встретиться человеку в пути. Этот знак находится недалеко от собора и представляет собой блестящий горизонтальный металлический прямоугольник. Он отмечает место великого раздвоения дороги на Компостелу. Прямо, по маленькой улочке, которая, извиваясь, спускается вниз, проходит дорога на город Хихон – продолжение приморского пути. Если же паломник решит пойти туда, куда указывает другая стрелка, он пойдет сначала через широкие проспекты, а затем короткой прямой дорогой к горам по Камино Примитиво – Первоначальному Пути.
Я заметил этот перекресток накануне, во время прогулки по городу. На рассвете следующего дня, когда я вышел в дорогу, улицы и площади были безлюдны. Ни один неразумный турист не пачкал своими кедами волнующую души бронзовую плиту. Я встал на исторической линии раздела и медленно, вполне осознанно сделал первый шаг по следу, который проложил Альфонсо II в IX веке нашей эры. «Один маленький шаг человека – большой шаг человечества».
Обнаружение останков святого Иакова в Компостеле выглядит очень неубедительно, и это заметно с первого взгляда. Совершенно невозможно понять, как этот святой апостол мог оказаться на далекой иберийской окраине. Ему нечего было тут делать. Пришлось придумать невероятную историю: лодка, на которую были погружены останки апостола, поплыла по течению в сторону Испании. Как еще объяснить, что кости человека, умершего в Иерусалиме, были обнаружены через восемьсот лет за три тысячи километров от этого города. Но оставим эту тему. Credo quia absurdum – верую, ибо это абсурдно. В конце концов не так уж плохо, когда тебе рассказывают истории. Верить в рассказ, когда все заставляет сомневаться в нем, значит подчеркнуть свою самостоятельность, и это может сделать каждый. «А мне вот нравится считать, что это правда…»
Но то, что с точки зрения истории остается хрупкой и ненадежной постройкой, с точки зрения политики оказалось точным попаданием в цель. Новая дорога для паломников была проложена на запад и восстанавливала равновесие христианского мира: до этого все влекло христиан в сторону востока, к двум святым местам – Риму и Иерусалиму. Толпа верующих
[1], которых наказание или обет заставили выйти на путь искупления грехов, хлынула как поток по следам короля Альфонсо с востока на запад – на западный край Европы, в Галисию, откуда видно, как солнце терпит крушение в водах Атлантики. (Не зря галисийский полуостров Финистер считается самой западной частью Иберийского полуострова, как департамент Финистер – самым западным во Франции.)
С этого умелого и сравнительно безобидного движения богомольцев из Астурии – королевства, которое осталось христианским благодаря своему рельефу, – началась Реконкиста. Идти на поклонение к святым мощам – еще не значит строить войска для боя. Паломники – первая волна наступающих, хотя их движение вперед всегда кажется их частным делом. Позже следом за ними придут кастильские полки. Сказать, что паломничество в Компостелу содержало в себе зародыш взятия Гранады, возможно, значит слишком торопить время. И все же с короля Альфонсо началась цепь событий, которая тянулась очень далеко. Кроме того, сам святой Иаков в разных местах и в разное время изображался то как бедный паломник, безоружный и слабый, то в облике грозного всадника, который пронзает оружием сарацина и имеет прозвище Матаморос – Мавробоец.
