Блуждание
Луго находится близко до конца путешествия. До Сантьяго остается мало этапов, и на этом последнем отрезке Северный Путь соединяется со знаменитым Французским Путем. Французский Путь – магистральная дорога паломников, он самый посещаемый и самый прямой, и каждый день по нему стремятся вперед сотни людей. Я боялся встречи с ними и не решался расстаться с одиночеством Северного Пути. Моя жена только что узнала это одиночество. Было жаль сразу погрузить ее в толпу Французского Пути. Чтобы избежать этой неприятности или хотя бы отдалить ее, я предался своему опасному пороку. Вся моя семья знает, какой большой ущерб может причинить эта моя вредная склонность. Под предлогом того, чтобы немного сократить расстояние, посмотреть на новый пейзаж или – что еще более лицемерно – сэкономить время, я увлекаю своих родных и друзей на якобы самый короткий путь, который часто оказывается длинней и трудней, а иногда бывает просто кошмарным. Меня эти неприятности не огорчают. Для меня сократить путь – приключение и, что бы ни случилось, счастье. Для тех, кто доверился мне и идет за мной следом, эти превратности случая вовсе не так забавны. Они внезапно понимают, что тот, за кем они безмятежно шли по дороге, может полностью сбиться с пути. В такой ситуации бесполезно делать вид, что ты по-прежнему в отличном настроении. Если вы будете петь, когда тропинка исчезла и вы прокладываете себе дорогу сквозь колючие заросли, те, кто услышит пение, просто примут вас за сумасшедшего.
Так что я прекрасно помнил об этом своем недостатке, когда, уходя из Луго, предложил своей жене пойти по обходному пути. Я не произнес ни слово «обходной», ни слово «короче»: и то и другое встревожили бы ее. Я только сказал, что возможны две дороги и что я выбираю более интересную из них.
Итак, мы пошли по ответвлению Пути, о котором я слышал от моих бывших спутников – словачки и бельгийца. Они показали мне на карте начальную и конечную точки этой обходной дороги и заверили, что она хорошо помечена.
Главным достоинством ее было то, что она выводила нас на Французский Путь только на его последнем этапе. Когда мы вышли в путь, было очень жарко. Азеб была еще полна энергии: медленные километры еще не обессилили ее. Она была на той стадии, когда единица расстояния, знаменитый и одуряющий километр, кажется коротким. «Пройден еще километр!» – кричит пешеход-новичок. А опытный паломник уныло повторяет вполголоса: «Этот километр все не кончается!»
Хорошая погода укрывает в себе драму, как шарик фарша – крупицу яда. Безоблачное синее небо, светло-желтая земля – это были поля только что сжатой пшеницы, шары силоса в черной или белой пластмассовой упаковке, стоявшие среди полей, как шашки на доске, изящные изгибы битумной ленты дороги – все словно соединилось, чтобы пейзаж вызывал благодушие и успокаивал. Когда я повел нас по обходному пути, у меня появилось небольшое тревожное предчувствие, но я ничем не выдал своего волнения. Вначале все шло хорошо: желтые стрелки через одинаковые расстояния и столбы со знаком ракушки доказывали, что мои спутники были правы: обходная дорога была помечена. Увы! Через несколько километров разметка стала менее ясной. Я не показал свою тревогу и с видом настоящего мужчины и опытного человека уверенно определил направление, в котором нужно идти. Дорога привела нас во двор какой-то фермы, где два спущенных с цепи молосских пса встретили нас, оскалив зубы. Азеб, которая не боится ничего, кроме собак, побежала назад. Я последовал за ней и постарался уменьшить размер несчастья, объяснив его ошибкой из-за невнимания.
Как только дорога разделилась на две, я выбрал другое направление. Но, увы, я скоро должен был сдаться перед очевидностью: здесь тоже не было ни одного знака святого Иакова. Вокруг были какие-то ненадежные перекрестки, все дороги были похожи одна на другую и никакого ориентира на горизонте. Мы окончательно заблудились.
Как бы уверенно я себя ни держал, в моем поведении стала заметна некоторая растерянность. Моя жена, которая хорошо меня знает, почувствовала первые тревожные признаки знакомой болезни и спросила: «Ты снова сократил путь?» – тем полным глубокой печали тоном, которым родные алкоголика скорбят о его возвращении к пьянству. Из моего смущенного ответа она сделала вполне логичный вывод: я снова веду ее неизвестно куда, и это в первый же день похода.
Я попытался представить на ее суд нескольких свидетелей в свою защиту: вынул карту и стал теребить остатки путеводителя, большую часть которого я оторвал за время пути. Но эти жесты плохо маскировали истинное положение дел – то, что мы не знали, где находимся. В этот полуденный час на дороге не было ни души, и в деревушках поблизости – тоже. Нас начала мучить жажда. Наконец мы дошли до перекрестка. Здесь была асфальтированная дорога и указательный столб с названием деревни, отмеченной на карте. Увы! Деревня стояла на Французском Пути. А я, как всегда в таких случаях, подобно одержимому, хотел идти только своей обходной дорогой.
Я обманул доверие Азеб: с помощью лживого красноречия я убедил ее пойти в другом направлении. В той стороне находился поселок, который стоял на обходной дороге, и там я собирался заночевать. Несмотря на свою недоверчивость, она согласилась, и мы обнялись в весьма относительной тени на обочине. Дорога была прямая – бесконечная искусственная плоскость. Сначала рядом были деревья, потом они стали встречаться реже, и, наконец, уже ничто не защищало нас от солнца, а оно было в зените.
Моя первая ложь подействовала: я сказал, что скоро мы увидим с вершины холма деревню, в которой должны провести ночь. Но с вершины холма был виден только другой холм. Вокруг ни одного дома, только однообразные поля, обожженные солнцем. Как известно, беда не приходит одна: к тому, что мы заблудились, и к жаре скоро прибавилась жажда. Я взял с собой слишком мало воды. Мое намерение было похвальным: не перегружать наши мочилы. Но его последствием, как только была выпита последняя капля, стали тревога и плохое настроение и в результате – разлад между нами. На вершине третьего холма я уже не мог придумать ни одной лжи, а вода у нас кончилась уже давно. И разразилась гроза – не небесная, которая освежила бы нас, а более ужасная, которую устроила мне супруга.
Я – бездарность. Почему я не хочу идти по нормальному маршруту? Мне невозможно доверять и т. д.
Внезапно весь мой опыт паломника оказался ничем. Самым ужасным в моей ошибке было не то, что мы заблудились, а то, что она ставила под сомнение все мое путешествие. Что бы теперь ни говорил, я так ярко проявил свою некомпетентность, что было ясно: я остался всего лишь любителем.
На обочине дороги мы сильно поспорили. На секунду я побоялся, что моя супруга прибьет меня своими дорожными посохами. В конце концов я отговорил ее идти обратно. Она согласилась, чтобы мы шли вперед, но с условием, что во время ходьбы мы будем ловить попутные машины. Уступка была невелика: в эти жаркие часы на дороге почти никого не было. Итак, мы пошли дальше, имея лишь одно утешение – наши поднятые большие пальцы. Две машины промчались мимо нас во весь опор, не оказав нам помощи. Наконец, через достаточно большой промежуток времени, мы увидели сзади на дороге очень медленно ехавшую машину, которая оказалась грузовиком. И – о чудо! – он остановился. Кабина у него была маленькая, поэтому двум мужчинам, которые в ней сидели, пришлось сильно потесниться, чтобы мы смогли усесться в ней с рюкзаками на коленях. Мы были спасены. Но скоро нас охватила новая тревога: при каждом повороте грузовик сильно кренился то в одну сторону, то в другую, и мы слышали стук копыт, словно мимо проезжала конная процессия, и частые глухие удары, доносившиеся сзади. Шофер вцепился в руль и с трудом, широкими движениями держал курс. Я собрал в уме столько крупиц испанского языка, чтобы сказать понятную фразу из нескольких слов, и спросил мужчин, что везет их грузовичок. Мне ответили:
