И почему все обозное отребье согнали к передовой линии? Костоправ страсть как не любит таскающихся за войсками прихлебателей. Все, кто его знает, недоумевают, почему он до сих пор не разогнал эту ораву. И куда подевался дядюшка Дой? Как сквозь землю провалился.
23
Начинается! Я ощутил это прежде, чем взревели трубы и загрохотали барабаны. И со всех ног, перепрыгивая через камни и тлеющие костры, помчался к фургону.
Позволив Копченому поднять меня к смотровой площадке Могабы, я сразу ощутил некоторую неуверенность генерала. Он знал Костоправа как облупленного и прекрасно понимал, что половина наших маневров имеет целью сбить его, Могабу, с толку. Но вот незадача – он понятия не имел, какая из двух половин.
Это знание только вредило ему, заставляя колебаться перед принятием любого мало-мальски серьезного решения. Я презирал Могабу за предательство, но при этом не мог не отдавать ему должного. Он был рослый, красивый, умный мужчина – ну совсем как я. И к тому же превосходный военачальник. Рядом с ним не было никого, кроме посыльных и двоих вазу, которые ловко притворялись спящими. Их замысел состоял в том, чтобы дождаться от Госпожи хода – и тогда один ее отвлечет, а другой схватит.
Со смотровой площадки Могабы открывался почти идеальный обзор – лучшего, наверное, просто невозможно добиться. Левый фланг его армии маскировало нагромождение валунов, тогда как справа крутой откос загораживал и его крыло, и часть расположения таглиосцев. Теперь я понял, почему бойцам раздавали «чеснок». Это хитрая штуковина – стальной шипастый шарик, похожий на детскую игрушку. Только шипы у него острющие, а порой еще и отравленные. Вещь полезная, особенно когда нужно драпать, а по пятам гонится конница. Если всадникам придется ехать по узкой тропе, то, разбросав эти железяки, можно обеспечить себе благополучный отход и даже устроить гибельную засаду.
Ага! Я приметил недостающего свойственника.
Дядюшка Дой напялил лучшее платье – ритуальное облачение меченосца. Видно, решил не вводить нас в расходы на похороны. О черт! Надо будет поговорить с Тай Дэем о погребальных обрядах его племени. Я был свидетелем смерти множества нюень бао, но никогда не принимал участия в том, что происходило после. Не мог простить им того, что, провожая в последний путь То Тана и Сари, они предпочли обойтись без моего участия.
Дядюшка Дой с весьма напыщенным видом поднимался по склону, пока не оказался шагах в пятидесяти от передовой линии тенеземцев. Там он остановился и громогласно объявил вызов Нарайяну Сингху.
Догадайтесь, кто вышел на поединок? То-то и оно – никто даже не откликнулся. И никому не пришло в голову передать послание в лагерь обманников.
Дядюшка принялся выкрикивать ритуальные оскорбления, всячески понося обманников и их союзников. Беда заключалась в том, что ритуал предусматривал перебранку противников, взаимный обмен проклятиями. Но о какой перебранке могла идти речь, когда его слушатели не говорили на нюень бао?
Бедный дядюшка. Он столько лет ждал этого дня, неустанно готовился к нему – а каков результат? Все эти ребята видели перед собой не более чем ополоумевшего старика.
Через некоторое время это дошло и до Доя. Он взбесился по-настоящему. И принялся заново выкрикивать свои оскорбления, на этот раз по-таглиосски. Некоторые тенеземцы его поняли. Вскоре и до обманников дошло, о чем речь.
Им услышанное не понравилось.
Я находил это представление весьма забавным. В частности, потому, что оно явно не предусматривалось планами Капитана.
Дядюшка продолжал орать.
В лагере обманников низкорослый мессия душил промолвил, обращаясь к своим приверженцам:
– Отвечать не будем. Мы подождем. Тьма – вот наше время. Оно придет. Тьма приходит всегда. – Помолчав, он спросил: – Кто этот человек?
– Один из паломников нюень бао, побывавший в Дежагоре, – пояснил неприятного вида коренастый малый.
Звали этого малого Синдху. Он заявился в Дежагор во время осады, чтобы шпионить да вынюхивать в пользу душил. А мы-то считали сукина сына мертвым.
Такие, как Сари, умирают, а Синдху и Нарайяны Сингхи продолжают жить. Вот почему я не могу удариться в религию. Разве что правы гунниты, убежденные, что существует колесо жизни и в конечном счете каждому воздается по заслугам.
– В своем племени он слывет знатоком церемоний, кем-то вроде жреца. Женщина из его семьи вышла замуж за знаменосца Черного Отряда.
– Это кое-что проясняет. Богиня творит свою очередную утонченную пьесу о смерти.
Он взглянул на Дщерь Ночи. Малышка сидела совершенно недвижно и походила на призрака. Причем сильнее прежнего. Четырехлетняя девочка не должна, просто не может выглядеть вот так.
Кажется, Нарайян Сингх испытывал смутное беспокойство. Он знал, что его богиня забавы ради позволяет кому-нибудь из ее преданных почитателей раньше времени уйти из жизни, и не хотел, чтобы подобного рода шутка была сыграна с ним.
– Тьма – вот наше время, – повторил Сингх. – Тьма приходит всегда.
«Тьма приходит всегда». Звучит, как девиз Кины. Я вновь пригляделся к дочери Госпожи и Костоправа. Очень уж она меня беспокоила, с каждым разом все пуще уподобляясь призраку. Даже хотелось кричать, взывая к Госпоже и Старику.
Возможно, это даже было мне по силам. Я как будто обрел способность чувствовать, блуждая с Копченым.
Сместившись в сторону, я приметил, что Могаба воспринимает потуги Доя серьезнее, чем Нарайян Сингх. И то сказать, он помнил дядюшку по былым, не слишком приятным дням.
– Заставьте старика умолкнуть, – приказал генерал. – Солдаты пялятся на него и не следят за противником.
Не дождавшись отклика от обманников, дядюшка Дой принялся поносить тенеземцев и их господ. Неуловимым движением Дой выхватил Бледный Жезл и отбил брошенный в него дротик. Как от слепня отмахнулся.
– Трусы! – кричал он. – Предатели! Неужели никто из вас не осмелится ответить на вызов?
Он с презрением повернулся к врагам спиной и неторопливо зашагал к нашим позициям. Как раз за миг до того, как на дядюшку должен был обрушиться град дротиков и стрел, он оказался недосягаем. Ловко у него получилось, ничего не скажешь. Его уход нисколько не смахивал на бегство.
24
И тут словно все демоны сорвались с цепи. Загрохотали барабаны. Неуклюжие, необученные, плохо вооруженные, озлобленные люди с диким завыванием ринулись вверх по склону. Шестьдесят тысяч голодных ободранцев из лагерной обслуги навалились на приспешников Хозяина Теней. Наши солдаты подгоняли их остриями мечей.
Я был озадачен. И растерян. Конечно, Капитан суров, но я никак не ожидал, что он вот так запросто погонит весь этот сброд на убой. Однако, пораскинув мозгами, я понял, что удивляться нечему. Он всю дорогу твердил солдатам, чтобы тех ребят из обслуги, которые им почему-то не нравятся, они гнали из лагеря в шею, да поживей. Вот, стало быть, в чем дело. А парни-то думали, что он не надеется на успех.
