Последнее время Госпожа не баловала нас эффектным колдовством.
– А почему?
– Не иначе как решили их приберечь. – Он снова ухмыльнулся, и эта ухмылка предназначалась всем, кто нас окружал. – Ладно, ребята, все вы знаете, что нам предстоит. Ступайте отдохните.
С чего он взял, будто мы знаем, что предстоит? Лично я из его слов ни черта не понял.
Костоправ посмотрел на изнуренную до полуобморочного состояния Госпожу, но обратился не к ней, а к Лебедю:
– А ты, Лебедь, задержись. Мне надо с тобой потолковать.
Мне, стало быть, вежливо дают понять, что мое дальнейшее присутствие у костра нежелательно. Что ж, воспользуюсь разрешением и вздремну – я не гордый.
26
Меня и правда тянуло в сон. Я устал, хоть и не занимался физическим трудом. Вернувшись в фургон Одноглазого, сразу улегся, однако заснуть никак не удавалось. Снаружи, сетуя на невзгоды, занудливо причитала матушка Гота. Впрочем, мне в ее жалобах отводилась отнюдь не главная роль. Виновниками всех бед объявлялись дядюшка Дой и Хонь Трэй. Досталось и Сари – то ли за то, что приняла сторону Хонь Трэй, то ли за то, что привлекла Хонь Трэй на свою сторону. Обе они ведьмы, считала матушка Гота.
Тай Дэй говорил не больше, чем обычно. Может, он и хотел вставить слово-другое, но такого шанса ему не выпадало.
Впрочем, я уже настолько привык к этому нытью, что почти не обращал на него внимания. Разве что подумывал: можно ли обидеть матушку Готу так сильно, чтобы она заткнулась?
Но ее болтовня напомнила о женщине, которую я любил. Боль накатила с новой силой. А я-то боролся с ней, бежал от нее, силился освободиться. Но не предаю ли я таким образом Сари?
Пришлось напомнить себе, что я взрослый, привычный к суровой жизни мужчина, которому не пристало поддаваться наваждению, каким бы сокровищем ни была его жена.
Из состояния, промежуточного между сном и бодрствованием, когда еще можно менять возникающие в мозгу картины, я вдруг провалился в прошлое. Взрыв смеха и голос, насмешливо спросивший, где я пропадал, словно протолкнули меня сквозь время. Я не ждал ничего подобного – ведь этого не случалось уже так долго, – но все же не был захвачен врасплох. Кое-что в этих фокусах я уже понимал: блуждая с духом, приобрел необходимый запас стойкости.
Не удивившись и не растерявшись, я решил действовать так, словно путешествую с Копченым.
Окружавшая меня веселая аура сменилась недоумевающей. Я мгновенно развернулся в пространстве – и успел заметить главного подозреваемого. Душелов.
Она стояла на коленях у костра, где-то на поросших утесником подступах к Чарандапрашу, и хлопотала над разнообразными предметами явно колдовского назначения. Мой черед удивляться. Но пусть я не контролирую ситуацию, зато знаю теперь, кто мной манипулирует.
Как бы сделать следующий шаг и выяснить почему?
Меня окатило хохотом ворон. Как будто мое открытие было ничтожным, бесполезным.
Как же это похоже на Душелов – Анналы Костоправа описывают ее именно такой. Это сила, служащая хаосу, и плевать ей на происходящее с высокой башни.
Я попытался вспомнить, где сейчас эти Анналы. Было бы не худо узнать о Душелов побольше. А может, стоит потолковать по душам со Стариком? Так, как он знает Душелов, ее не знает никто, даже родная сестра. Не думаю, что Госпожа нынче способна понять ход сестриных мыслей. А может, ей все равно.
Впрочем, что проку гадать? Много я знаю о ходе мыслей Госпожи? За последние три года мы и сотней слов не обменялись. А прежде наши разговоры касались главным образом сведений, достойных занесения в Анналы.
Вороний гомон обернулся смехом Душелов.
– Пожалуй, сегодня мне не до игр.
Невидимая рука сгребла меня и швырнула в ветреную тьму. И я, бесплотный взор, крутился, точно брошенный грецкий орех.
Затем попытался восстановить контроль над собой, как в путешествиях с Копченым, и отчасти это удалось. Во всяком случае, вернулось ощущение времени и пространства, а заодно и способность видеть.
Правда, видел я не слишком хорошо. Смутно, и только на близком расстоянии. Что-то похожее описывал Крутой, рассказывая, как ухудшилось с возрастом его зрение.
Так или иначе, я находился в джунглях. Были ли они мне знакомы? Черт его знает: я бывал в джунглях несколько раз и твердо усвоил, что отличить в них одно место от другого весьма затруднительно. Особенно если не видишь дальше чем на двадцать шагов.
Чащобу оглашали крики множества птиц. Парочка из них оказалась в поле моего зрения. Весь этот курятник явно переполошился из-за меня.
Я развернулся и убедился в том, что эти проклятые джунгли не страдают от нехватки воды. Мерзкого вида черный пруд начинался в считаных дюймах от того места, где, будь я во плоти, находились бы мои пятки.
Над головой, перескакивая с ветки на ветку, визгливо переругивались с птицами обезьяны. Меня они, похоже, не видели, по крайней мере на таком расстоянии. Но когда одна проскочила всего в футе от моего носа, она меня заметила. И перепугалась так, что сорвалась с ветки и плюхнулась в черный пруд. И завопила от ужаса, потому что ее едва не схватил крокодил. Ей удалось выскочить из воды на миг раньше, чем щелкнули челюсти. Близость зубастой пасти кому угодно прибавит прыти.
Неудачная попытка поживиться привлекла к крокодилу внимание охотников. В следующее мгновение они материализовались невесть откуда, и в пруд полетели зазубренные копья.
Жизнь – суровая штука.
Охотники были встревожены. Они недоумевали, почему переполошились птицы и обезьяна вдруг свалилась в пруд. Понять этих людей было несложно – они говорили на нюень бао как на родном языке.
Значит, я в дельте. Откуда-то издалека сквозь птичий гомон донесся вороний смех.
Это не сон. И нет со мной Копченого, способного вернуть меня в лагерь. Я могу управлять своим положением, но понятия не имею, что с этой способностью делать. Может, подняться в небо? В путешествиях с Копченым это всегда срабатывало. Чем выше поднимаешься, тем больше земля внизу напоминает тщательно вычерченную карту. Я взмыл. И обнаружил, что нахожусь над самой дикой и опасной частью дельты, над заросшей непроходимым лесом черной топью с тучами гнусной мошкары.
По моим представлениям, именно так должен выглядеть ад.
Чтобы высмотреть что-нибудь еще, я был вынужден подняться на высоту полета сарыча. Тем временем совершенно реальный холод все глубже въедался в мое несуществующее тело. Я боялся, что не сумею найти никакого ориентира. Конечно, можно определить направление и по солнцу, но только если ты его видишь. А я толком не мог разглядеть даже заслонявших светило птиц.
Ну что ж, не так, так эдак, подумал я, приметив внизу какое-то зеленое пятно. Рисовый чек. Я пометался зигзагами и, обнаружив деревеньку, припустил вдоль выходившей из нее дороги. Мчался я что есть мочи, но все равно чувствовал, что возвращение будет долгим.
