С башен тучами летели метательные снаряды.
Могаба не располагал баллистами достаточно мощными, чтобы разрушить башни. Но надо было что-то делать. Вот только Хозяин Теней не позволял ему то единственное, что могло бы помочь. Длиннотень был упрямей осла, капризней испорченного ребенка. Его воля – закон, и точка. И Могаба не лез на рожон. Он кипел от негодования, но сдерживался, зная, что на нашей стороне Госпожа, она только и ждет возможности испортить ему остаток жизни. И такая возможность появится в тот же миг, когда Хозяин Теней соберет свои игрушки и уберется восвояси.
Поскольку атаковать было запрещено, Могаба решил ретироваться, оставив на передовой малочисленный заслон. Эти смертники нас отвлекут, и мы не заметим, как основные силы противника уйдут из-под удара.
Может, и получилось бы – не присутствуй я при разговоре.
– Советую держать наготове ковер, – сказал Могаба Ревуну. – У меня руки связаны, так что скоро все кончится.
Длиннотень обернулся. Будь он способен убивать взглядом, Могаба умер бы на месте.
Ревуну тоже нельзя было позавидовать. Он не хотел, чтобы его при свидетелях обвинили в трусости.
Вдруг с дальнего края перевала, из лагеря обманников, донеслись дикие вопли. Я метнулся туда и увидел дядюшку Доя, кромсавшего душил Бледным Жезлом. Матушка Гота с неменьшей ловкостью прикрывала ему спину. Неплохо для старушенции, практиковавшейся с оружием, лишь когда она не могла от этого отвертеться.
Интересно, как они сюда пробрались?
И тут заварилась по-настоящему крутая каша.
Прабриндра Дра наконец пошел в атаку, навязанную ему Стариком. На острие княжеского клина топали боевые слоны. Войска Хозяина Теней устремились навстречу. Градом посыпались стрелы.
Могаба задал нам жару. Его боевые порядки превратились в желе, в котором увязло наступление. Его солдаты показали, что такое настоящая дисциплина и выучка. Слонов перебили, а таглиосцев вынудили попятиться. Потери князя были ужасны, и я уже счел его разгром неизбежным, поскольку не видел, чтобы Костоправ применил какой-нибудь трюк.
Затем Могаба нанес свирепый контрудар, заявив Длиннотени, что это всего лишь попытка отбросить врага подальше. Он уперся в деревянные стены между нашими осадными башнями и штурмовал их до тех пор, пока Длиннотень не сообразил, что происходит, и не приказал отступить.
И тотчас Костоправ, словно знал обо всем и без моих донесений, повел наступление на фланг Могабы. А через несколько минут слева ударила Госпожа.
Бой среди утесов продолжался со все большим ожесточением. В этой сумятице я потерял свойственников. Нарайян Сингх и Дщерь Ночи бежали из лагеря душил и укрылись под вышкой Могабы.
С нашей стороны не было никаких сюрпризов. Наши дивизии наносили удары поочередно, армия Могабы отбивала атаки, но таяла под градом снарядов. Наши рабочие медленно, дюйм за дюймом, продвигали башни вперед. А Длиннотень упорствовал в своей дурости. В сложившихся обстоятельствах его упрямство выглядело не только иррациональным, но и самоубийственным. На бедного Могабу, связанного по рукам и ногам, опрокидывались ушаты обвинений, потому что Хозяин Теней теперь и сам понимал, что сражение проиграно.
Я видел, что высоты охвачены огнем, – эта позиция уже за нами.
29
– До меня наконец дошло, почему Длиннотень не дает Могабе воли, хоть и сам понимает, что это вредит делу. Он боится, что Могаба поступит так же, как Нож.
– Он дурак, этот Хозяин Теней, да еще и слепой дурак, – подтвердил Нож. – Ни черта не разбирается в людях.
– Что ты имеешь в виду?
– Могаба должен разгромить Костоправа. У него нет другого выхода. Как ему жить, если рухнет его образ, который он так старательно создавал?
Костоправ на это отозвался неприличным звуком.
– У Могабы тоже есть проблемы с восприятием реальности, – продолжал Нож. – Эта борьба стала смыслом его жизни. Для него нет будущего без победы.
– В сущности, как и для меня, – проворчал Костоправ и обратился ко мне: – В одном Длиннотень прав: против него ополчился весь мир. Рано или поздно кто-нибудь доберется до его задницы. Как у противника с боевым духом?
Я поморщился. Неужто я должен вот так, перед всей оравой, выложить правду про Копченого?
– Ниже змеиного брюха, – сказал Одноглазый.
Я недобро посмотрел на него:
– Они побегут?
– Если побежит Могаба. Любви к нему солдаты не испытывают, но все до единого верят в него.
Я перевел взгляд на Госпожу и увидел, что ее глаза закрыты. Возможно, она просто-напросто решила урвать минутку сна. Мало кто знает, что в последнее время Госпожа трудилась не жалея сил. И ведь ей еще нужно постоянно быть начеку.
Я подумал о том, что могут натворить Длиннотень и Ревун, узнай они, насколько измотана Госпожа, – и содрогнулся. Капитан кивнул, как бы в подтверждение собственных мыслей, а затем распорядился:
– Значит так, выступаем ночью, в три часа. А сейчас всем спать.
Сказано было решительно, но всякий раз, когда Костоправ смотрел на Госпожу, от его генеральского облика не оставалось и следа. У всякого видевшего Старика в такие мгновения не могло быть сомнений в его истинных чувствах.
Я задумался, припоминая ночные кошмары, описанные Госпожой в ее Книге. Все эти жуткие, пронизанные жаждой смерти и разрушения видения, подобные тем, что по-прежнему мучают меня.
Я был уверен, что Госпожу опять одолевают эти кошмары. Она почти постоянно борется со сном – конечно же, потому, что боится видений. Я представил себе Кину, какой ее описывала Госпожа: высоченной, обнаженной, с лоснящейся черной кожей, четверорукой и восьмигрудой, с клыками вампира, увешанной ожерельями из детских черепов и отрезанных фаллосов. Да, девчушка совсем не похожа на свою милую мамочку.
Интересно, смотрела ли Госпожа сон в тот миг, когда я углядел великаншу, которую счел Киной?
Я вздрогнул, как будто уловив запах «духо́в» Кины, то бишь смрад разлагающихся трупов.
Скоро этого смрада будет в избытке. Если сейчас можно дышать, то лишь благодаря холоду.
Я взвизгнул и понял, что Тай Дэй трясет меня, пытаясь привести в чувство. Вид у него был озабоченный. С недоумением смотрел на меня и Костоправ, и остальные. Я провалился в кошмар, даже не заметив этого.
– В чем дело? – спросил Капитан.
– Дурной сон.
Уже уходившая в сопровождении Лебедя и Ножа Госпожа остановилась и оглянулась. Ее ноздри раздувались, словно и ей померещился гнусный запах. Брошенный на меня взгляд был суров.
– Виноват?
Пока мы с Госпожой играли в гляделки, я пропустил мимо ушей обращенный ко мне вопрос.
– Мурген, куда запропастились твои родственнички?
