Это было для меня новостью.
– Но в Дежагоре я не видел ни одного нюень бао в белом – ни мужчины, ни женщины. И Сари заинтересовалась мною прежде, чем минул год со дня смерти Дана.
Тай Дэй одарил меня одной из своих нечастых улыбок:
– Сари заинтересовалась тобой, когда он был еще жив. С первого взгляда, в тот день, когда ты пришел на встречу с дедом. Какой был скандал – тебе и не представить. Особенно после того, как бабушка заявила, что Сари суждено стать возлюбленной иноземца.
Стало быть, эта улыбка не связана с добрыми воспоминаниями. Несложно вообразить, как разъярилась матушка Готы.
– Но Сари ни дня не носила белого. Как и никто другой.
– Потому что в городе не было ни единой белой тряпки, которую бы не носил таглиосский солдат. А дед считал, что подбирать их мундиры не следует из политических соображений. – Тай Дэй снова улыбнулся – улыбка делала его лицо похожим на череп – и продолжил: – К тому же нас было не много. Все паломники знали друг друга, и каждому было известно, кто потерял пару. Мы понимали, что у нас нет и не будет возможности следовать обычаям, пока мы не вернемся в родные селения, к нашим храмам.
Выходит, та женщина в дельте – вдова. Ну что ж, это, пожалуй, объясняет ее горестный вид.
– Рассказал бы ты мне побольше про обычаи нюень бао. А то порой я себя чувствую полным невеждой.
Улыбка исчезла.
– Но у тебя больше нет надобности знать наши обычаи, разве не так?
Даже брак не сделал меня своим для этого племени. Тай Дэй находился здесь не потому, что считал меня членом семьи, а лишь в силу принятого обязательства.
Об этом следовало подумать.
33
Костоправ дал всем как следует отдохнуть, прежде чем приступил к тому, что, по его мнению, должно было стать последним натиском на оборону тенеземцев. Меня бросало то в жар, то в холод, не иначе как поблизости от Кины я подцепил что-то вроде лихорадки. Так что на разведку я в этот раз не пошел.
Старик обойдется, узнает, что надо, и от своих ворон.
На всей линии, которую Длиннотень считал столь важной для обороны, не оказалось ни одного живого тенеземца. Укрепления были покинуты. Пока мы рассиживались у костров да дрыхли без задних ног, Могаба и его капитаны увели остатки своего войска. Они даже пытались уничтожить все снаряжение и припасы, какие не могли утащить, но им помешали бдительные разъезды шадаритской конницы.
Смерть есть вечность. Вечность есть камень. Камень есть молчание.
Камень расколот.
В ночи, когда не стонет ветер и маленькие Тени исчезают в укрытиях, камень порой шепчет. Порой он говорит во весь голос. Порой ввергает своих чад в первозданный хаос.
Иногда окрашенное в живой цвет щупальце тумана дотягивается и гладит прибитое к накренившемуся трону тело.
Мерцая в лунном свете, Тени весело снуют по равнине. Они пожирают друг друга, укрупняясь и набирая силу. Их память так же стара, как камень. Они помнят, как были свободными.
Время от времени трон кренится, пусть даже на миллионную долю дюйма. В последнее время это происходит все чаще.
Камень содрогается. Вечность злорадствует, поглощая собственный хвост.
Празднество стужи близится к завершению.
Даже смерть не ведает покоя.
34
Я слышал, как Одноглазый клянет свою горестную судьбу вообще и некоторых таглиосцев из числа веднаитов в частности. Колесо фургона застряло между валунами, а солдаты вовсе не торопились высвободить его в угоду маленькому волшебнику, который и без того с утра пребывал в скверном расположении духа. Надо полагать, он в глубине души надеялся, что после победы на Чарандапраше мы не пойдем дальше на юг. Надеялся, что Старик, завладев перевалом, успокоится и отведет армию назад, дожидаться прихода лета в более теплых краях.
В конце концов, куда мог направиться Длиннотень? Только в свое логово. Но из-за землетрясения он не может рассчитывать на скорое завершение строительства своей обожаемой Вершины. А стало быть, нам незачем торопиться. Нужно быть полным идиотом, чтобы после такой победы, даже не отметив ее хорошей выпивкой и толком не очухавшись, переться невесть куда, невесть зачем.
Все это, или что-то в таком роде, Одноглазый бубнил беспрерывно, с того самого момента, как Костоправ приказал отправляться в путь. Не привело Одноглазого в восторг и то, что мне пришлось ехать в его фургоне. Меня по-прежнему бил озноб, и Капитан счел это удачным предлогом для того, чтобы я безотлучно находился рядом с Копченым – насчет последствий чрезмерной близости с которым сам же меня и предостерегал.
Я не сообщил ему, что с недавних пор прогулки с духом стали жутковаты. И Одноглазому тоже пока ничего не рассказывал. Хотя понимал, что рассказать придется.
С такими вещами не шутят. Мне и самому едва ли понравится, если мое молчание обернется бедой.
С другой стороны, не хотелось бить тревогу раньше времени. Ведь Одноглазый тоже блуждал с духом, хоть и нечасто, и он ни разу не упомянул о чем-либо необычном. Возможно, я просто дал слишком много воли воображению.
Меня нещадно трясло на колдобинах, но лихорадка на время унялась. Чем не удобный случай оглядеться по сторонам?!
Одноглазый что-то проорал, обращаясь к Тай Дэю.
– Попусту глотку дерешь, – сказал я на языке Самоцветных городов. – Он на тебя взглянет, только если захочет пнуть в зад.
– Ха! Интересно, что бы из этого вышло. Давай посмотрим, чем занимается Джо-Джо. Может быть, даже разбудим его.
Как и большинство братьев Отряда, Одноглазый имел телохранителя из нюень бао. Однако Чо Дай Чо, приставленный к колдуну, был едва ли не самым незаметным и непритязательным из паломников. Он подчинился воле старейшин, но вовсе не был склонен лезть вон из кожи, чтобы уберечь Одноглазого от самого себя или от чего бы то ни было. За последний месяц Чо лишь четырежды попался мне на глаза.
Увидеть Душелов не удавалось. Копченый не сопротивлялся, но чары, скрывающие эту женщину, были столь сильны, что я не мог обнаружить ее даже с помощью духа. Хотя и догадывался о ее местонахождении: к западу от нас над горами вились вороны.
Высматривал я и Лизу Бовок, ученицу убитого Одноглазым Меняющего Облик, – и не находил ее следов. Равно как и следов Могабы, и тех наров, что вместе с ним перешли на сторону Хозяина Теней.
Тут было о чем подумать. Если враги заподозрят, что мы наблюдаем за ними…
Но Длиннотень я обнаружил там, где и рассчитывал найти, – под хрустальным куполом, венчающим самую высокую башню Вершины. Восседая за каменным столом, он спокойно отдавал приказы гонцам. Вся его энергия была направлена на оборону уменьшившихся в размере владений; к тому, чтобы скрыться от меня, он не прилагал никаких усилий.
