В последнее время он явно не любит женщин. Даже Радиша вызывает у него отвращение.
Я направил его вперед. Копченый заартачился. Сари что-то уловила:
– Я слишком тяжела, чтобы пускаться в путь сейчас. Но уйду отсюда, как только наш сын сможет перенести путешествие.
«Сын? Мой!»
Я почувствовал себя другим человеком. Но лишь на миг, пока не задумался: откуда она знает?
Некоторые называли ее ведьмой. Или ведуньей – короче, женщиной, способной общаться с духами. Я за ней такого не замечал.
Но может, она способна узнавать?
Неожиданно мир вокруг меня заколебался. Я имел достаточный опыт прогулок с духом, чтобы понять: кто-то пытается меня разбудить. Очень хотелось сообщить Сари, что я получил ее послание.
«Я люблю тебя, Сари», – мысленно произнес я.
– Я люблю тебя, Мурген, – откликнулась она, словно услышала.
Меня трясли все настойчивей. Я покинул окрестности храма Гангеши, но попытался задержаться в мире духов. И даже попробовал наведаться к Радише, узнать о ее кознях, но Копченый отпрянул прочь с омерзением, под стать тому, какое выказывал к Душелов. Она есть Тьма.
Мир туманился и расплывался. Я пролетел над землей быстро и очень низко, надеясь, что это поможет совладать с чарами, скрывающими Гоблина и Могабу.
И увидел-таки обоих, мельком, но достаточно четко.
И тот и другой были в пути. Могаба, похоже, собирал силы. Форвалака находилась при Гоблине. Оба отряда сопровождали вороны.
Надо полагать, Душелов представляла себе общую картину куда лучше, чем я.
– Неужели ты так ничему и не научился?! – рявкнул Костоправ.
У меня едва хватило сил, чтобы сесть и дотянуться до воды. Я отсутствовал гораздо дольше, чем мне казалось. Сари всегда заставляла меня забыть о времени.
– Твою же мать! – пробормотал я. – Из меня все соки выжаты. Мог бы сожрать корову.
– А ворону не хочешь? Нечего на службе заниматься семей-ными делами.
Съедобной коровы в здешних краях днем с огнем не найдешь. Я хмыкнул, схватив одной рукой кувшин с каким-то сладким пойлом, а другой краюху теплого хлеба. В тот момент мне и в голову не пришло спросить Костоправа, с чего он взял, будто я занимался семейными делами.
– Уже темно. Наши люди забиваются в свои норы и законопачивают двери. Мне нужно, чтобы ты отдохнул и был готов установить наблюдение за Вратами Теней. Постоянное наблюдение. Нам необходимо получить сигнал в тот момент, когда Длиннотень откроет Врата.
Я поднял руку и, прожевав кусок хлеба, спросил:
– А не лучше ли мне проследить за Длиннотенью? Копченый отказывается приближаться к Вратам. Может случиться, что я увижу Тени, когда будет уже слишком поздно. А Длиннотень будет у меня как на ладони, когда начнет отдавать распоряжения.
Я проглотил последний кусок и запил подслащенной водой.
Копченый застонал.
– Да чтоб тебя! – Казалось, Старик готов заплакать.
– Где Одноглазый? – поинтересовался я. – Лучше бы ему быть здесь. Уже несколько лет Копченый не издавал ни звука.
– Найди его. Я как-никак лекарь. – Костоправ направился к койке Копченого.
– Недурная идея. – Я встал и на ватных ногах поплелся к порогу.
62
Вечерок выдался как раз подходящий для того, чтобы ад вырвался наружу. Блуждая с духом, я настолько увлекся, что и не заметил сгущавшейся тьмы, но теперь видел, что небо затягивают мрачные тучи.
– Одноглазый! – взревел я. – А ну волоки сюда свою дохлую задницу! – Я рассмотрел облака и нашел, что мое предложение было весьма своевременным. – Где, черт возьми, этот дерьмовый коротышка?
Я направился к его жилищу, то и дело выкрикивая: «Одноглазый!» Не вознамерился же он провести ночь в своей норе. Колдун не старался превратить ее в надежное убежище, так что находиться там, когда появятся Тени, будет опасно. Даже для колдуна.
Я почти дошел до его жилища, когда коротышка вылез наружу и затрусил мне навстречу:
– Чего тебе, Щенок?
– Куда ты, мать твою, запропастился? Впрочем, ладно, не до того. У нас проблема с духом.
– Гм?
– Он издает звуки, – прошептал я и лишь после этого огляделся по сторонам.
Непростительная забывчивость.
К счастью, ворон поблизости не было.
Одноглазый тоже заозирался:
– Издает звуки? – Похоже, он не поверил.
– Я что, неясно выразился? Давай шевели задницей. Костоправ уже занялся им как лекарь.
Я продолжал высматривать соглядатаев. Подслушивать могут мыши, и земляные и летучие, да и Тени тоже.
Пульсирующий свет, похожий на северное сияние, вспыхнул между Вершиной и развалинами Кьяулуна. Забликовали металлические фрагменты стен крепости, но только на миг, – должно быть, Госпожа устроила вспышку, чтобы сориентироваться. Тьма вернулась, теперь светились лишь уцелевшие хрустальные купола. Ярче всех – купол над любимой башней Длиннотени.
– Собираешься торчать здесь и глазеть? Или, может, делом займешься?
В этом весь Одноглазый. Сам набедокурит, а вину свалит на меня.
Прежде чем зайти внутрь, я еще раз огляделся, но ничего не заметил. Я занавесил вход и расположил отгоняющую Тени свечу между пологом и нами, затеплив ее от ближайшей лампы. Вроде еще и рано, но подстраховаться никогда не лишне.
– Интересно, неужели Хозяину Теней не интересно, с чего вдруг мы затихарились и даже костров не жжем?
– Тсс! – шикнул Одноглазый. – Ты, помнится, говорил, что Костоправ осматривает Копченого.
Костоправ, сгорбившись, сидел на моем стуле.
– Этим он занимался, когда я уходил.
Я прильнул к кувшину, с жадностью поглощая подслащенную воду.
– Мне он не кажется слишком резвым. – Одноглазый ткнул Копченого в бок.
– Разве я сказал, что он вскочил и принялся отплясывать? Он застонал. Впервые за все время, что я провел рядом с ним. А до сих пор он только хрипел. Так что стон – это серьезно. Костоправ со мной согласен.
Старик – легок на помине – вернулся в свою плоть. Он зашевелился и, как только в голове чуть прояснилась, сказал:
– Это обещает быть интересным. Длиннотень только что послал за Ревуном, Сингхом и девочкой. Он готов начать.
– Ну вот, через минуту чертовы Тени нагрянут сюда, – разворчался Одноглазый. – И почему я не бросил все это да не заделался фермером? А тут еще Щенок всякую чушь городит – вроде того, что старый мошенник будто бы приходит в сознание.
– Копченый и правда стонал, или что-то в этом роде, – возразил Костоправ. – А когда я хотел присмотреться к девочке, он заартачился. Вдобавок выдал какую-то мыслишку – то ли насчет темноты, то ли насчет Теней.
