Душелов влепила Ревуну затрещину и снова заверещала голосом рыбной торговки:
– Давай пошевеливайся! Иначе нам крышка! Если мы не… – Она явно чувствовала приближающуюся угрозу. – Сестра уже рядом! – воскликнула Душелов совсем другим голосом – голосом испуганного ребенка. – Но как она смеет? У нее не может быть силы! Так не бывает!
Госпожа поднималась по лестнице. И похоже, ничуть не боялась встречи с ближайшей родственницей.
Она несла связку коротких бамбуковых палок, такую же, как и у каждого из дюжины сопровождавших ее людей. Замыкающие этого маленького отряда пятились, держа шесты на изготовку, чтобы отразить возможное нападение сзади. Запах страха перебивал смрад Кины. Душелов отвесила Ревуну еще несколько оплеух, но это не помогло.
Он шатался так, словно был мертвецки пьян. Резко повернувшись к выходу, Душелов произнесла короткое, но, видимо, весьма действенное заклинание и, наложив на дверь чары, вновь занялась Ревуном.
Мелкие Тени снова попрятались по щелям. Дверь засветилась. По ее внутренней стороне пробегали блики цвета шаров, ударявших снаружи. Душелов выхватила нож и разрезала на Ревуне одежду. Я не понимал зачем, пока она, порывшись в грязных лохмотьях, не достала то, что искала. Лоскут шелка – в развернутом виде четыре фута на шесть – и маленькую связку прутьев.
Стоило ей произнести некое слово, как шелковый прямоугольник распрямился и поднялся с пола, закачавшись в воздухе, словно на колышущейся поверхности озера. Из связки прутьев она быстро соорудила каркас. Работая, Душелов что-то бормотала: то ли заклятие, то ли проклятие.
Сооружение представлялось весьма непрочным, однако, когда Душелов схватила девочку и взобралась на ткань, та, хотя и провисла, выдержала их вес.
Тут наконец очухался и Ревун. Брызжа слюной и дергаясь как припадочный, он нетвердым шагом направился к украденному у него средству передвижения. Интересно, подумал я, что еще припрятано у гада в рукаве? Наверняка эта штуковина не последняя. Однажды сукин сын на полной скорости врезался в Башню, что в Чарах. Все считали его погибшим – мудрено выжить, навернувшись с такой высоты, но у него и на сей случай был припасен кусочек шелка.
Затем Душелов совершила нечто невероятное. Большую часть купола поглотил шар ослепительно-белого света. Вспышка была столь яркой, что высветила все до единой крадущиеся в ночи Тени, но одновременно ослепила половину пытавшихся их истребить людей. Когда свет истаял, третья часть купола исчезла. На этом месте зияла дыра.
Схватив Ревуна за волосы, Душелов затащила его на шелковый прямоугольник и, произнеся несколько слов, привела снасть в движение.
Ковер взлетел, но, едва преодолев стену, начал снижаться по направлению к скалам, туда, где охотились за всем живым и друг за другом беспощадные Тени. Это сильно огорчило Душелов, но ковер был перегружен. Коротышка изготовил его для себя – на черный день, – а вовсе не для того, чтобы катать кого ни попадя.
Запах Кины усилился. Похоже, богиня возвращалась, и она пребывала в ярости.
Ей не нравилось, что похищают ее дочь.
Девочка оставалась внутри яйца, довольно скользкого, судя по тому, с каким трудом Душелов затащила его на ковер. Дщерь Ночи не открывала глаз, ее лицо было безмятежным, как всегда при общении с Киной.
Когда Госпожа и ее парни вломились в палату, Нарайян Сингх и Длиннотень стонали и корчились на полу. Выпущенные огненные шары мигом уничтожили прятавшиеся по углам Тени. В следующий момент поток шаров устремился вдогонку за Душелов и ее спутниками. В цель не угодил ни один снаряд, но наши солдаты внизу сообразили: в небе кто-то летит. А летать могли только враги.
Между тем гнев Кины уже перехлестывал через край. В мире духов назревала страшная буря. Трупный запах просачивался в реальный мир, да так, что у людей выворачивало желудок. Черные тучи скрыли последний проблеск света. Земля содрогнулась.
Трон кренится – с каждым сотрясением на одну тысячную дюйма. Стонет корчащаяся в муках фигура. Трепещут невидящие глаза. Каркает ворона.
Птица забыла, что не может позволить себе покоя. Ее когти коснулись головы спящего. Но, еще не сложив крылья, она начинает кричать – не каркать, а истошно кричать. Мелкие Тени настигли ее и теперь упиваются ее жизненной силой.
Земля трясется. С тишиной покончено. Камень треснул и продолжает крошиться. Все ярче разгорается свет в бездне. Пастельных тонов жгуты тумана тянутся вверх, как щупальца морского анемона. Есть свет. И цвет. И своего рода жизнь.
И есть смерть. Издав последний крик, умирает ворона.
Смерть найдет свой путь. Как и Тьма.
Тьма приходит всегда.
70
Мне потребовалось время, чтобы сообразить: земля дрожит не в моем сне, а на самом деле. Произошло землетрясение огромной силы, под стать тому, что разрушило Кьяулун и большую часть Тенеземья, когда мы еще только выступили на юг. Мир духов переполняла паника, и исходила она от Кины. Ее запах приобрел совершенно новый оттенок. Что за ерунда? Где это слыхано, чтобы боги пугались?
Огненные шары продолжали прочерчивать ночную мглу. Я наблюдал за тем, как Госпожа и ее люди подняли Длиннотень и Нарайяна Сингха. Хотя оба врага казались беспомощными, наши проявляли величайшую осторожность. Кто-кто, а Госпожа прекрасно знала, насколько опасен каждый из этих пленников: ей довелось иметь дело и с тем и с другим.
Она хотела послать вдогонку сестре какое-нибудь вредоносное заклинание, но не успела. Твердыня задрожала, с разбитой башни посыпались осколки хрусталя и камня. Со свойственной ей сообразительностью Госпожа решила, что пришло время выбраться наружу, где вероятность получить по голове камнем будет гораздо ниже.
Я, в свою очередь, решил вернуться и поговорить с Костоправом. И лишь потом вспомнил, что без Копченого это не так-то просто. Я не мог заставить себя пробудиться.
А коли не мог, то счел нужным проследить за Душелов и ее спутниками. Было бы небесполезно узнать, где прячется эта сука, прежде чем она вновь пропадет из виду, напустив вокруг себя мороку. Покидая башню и устремляясь в бездну мглы, я услышал скулеж Копченого. Наверное, мне это просто почудилось. Я слишком привык к компании маленького поганца.
Запах Кины то крепчал, то почти рассеивался, словно богиня охотилась вслепую. Но ее гнев не ослабевал ни на миг.
Душелов удалось-таки растормошить Ревуна настолько, чтобы он приложил руку к управлению ковром. Но едва колдун пришел в себя, вспыхнула склока. И похоже, они препирались слишком громко: огненные шары замелькали гораздо ближе.
Эти штуковины представляли собой не просто сгустки огня и обладали способностью причинять ущерб не только физическим телам. В чем я убедился, поддавшись детскому искушению и позволив одному из снарядов пролететь там, где, будь я во плоти, находилось бы мое тело.
