– Основательно травмирован, истощен и простужен – должно быть, долго пролежал на холоде. Но в остальном – порядок. В физическом отношении.
– А в душевном – нет?
Госпожа уставилась на Дрему. Его глаза были совершенно пусты. Костоправ хмыкнул:
– Он в коме. Хотя и с открытыми глазами.
– Кстати, о коме и всем таком прочем, – встрял я. – Наш драгоценный брандмейстер наконец проснулся и, судя по тому, как на меня вытаращился, осознает происходящее.
Мне показалось, будто щека Дремы дернулась, но, скорее всего, то была игра света и тени.
– Плохо, – сказала Госпожа. – А я-то предвкушала спокойный домашний вечерок.
– Что будем делать с Дремой? – спросил я.
У Капитана уже имелся ответ:
– Забирай его к себе. И начинай учить ремеслу.
По его лицу пробежала тень, словно любая мысль о будущем порождала отчаяние.
– Я не могу…
Поселить девицу в моей землянке?
– Очень даже можешь.
И то сказать. Разве Дрема не один из наших парней?
– Будешь следить за его состоянием. И докладывать мне.
Ну конечно, хозяйка вернулась домой, и Старик меня выпроваживает. Как вам это нравится?
– Поднимай задницу, – сказал я Дреме. – Перебираемся ко мне. Будем выяснять, куда ты подевал лошадь.
Дрема не отвечал. Кончилось тем, что нам с Тай Дэем пришлось нести его на носилках. Вместе с найденными сокровищами.
Довольно скоро мне стало казаться, что Дрема вовсе и не тощий. Когда мы проходили мимо загона, форвалака зарычала.
– Пошла ты!.. – ругнулся я.
С каждым шагом Дрема становился все тяжелее.
Оборотень попытался цапнуть через ограду когтями.
– По-моему, киске тоже не мешало бы промочить горло, – сказал я Тай Дэю.
– Может, у нее началась течка?
92
Небо было беззвездным, и приходилось довольствоваться тусклым светом походного костерка. Тай Дэй, я и кучка моих старых приятелей вволю побаловались пивком Одноглазого и до отвалу наелись жареной свинины. Бадья громко рыгал, демонстрируя довольство.
– Если тебе нравится спать под открытым небом, – сказал я, – то погодка сейчас самая подходящая. Такая житуха мне по душе. Прямо как в Таглиосе: еда, питье и никакой лишней работы.
– Лишней? Ты о чем? Я сроду не видел, чтобы ты хоть пальцем пошевелил.
– Так ведь некогда было. Приходилось ублажать Сари.
– Вот и не заговаривай о работе.
– Эй, – спросил Рыжий Руди, – этот парень всегда так храпит?
Он имел в виду Тай Дэя. Отрубившись у стены нашей землянки, мой телохранитель оглашал окрестности немыслимым бульканьем, хрипом и свистом. Даже нюень бао сторонились его.
– Нет, только когда хорошенько налижется.
– А нализался, небось, в первый раз?
– При мне – в первый. Но я не гулял с ним на его свадьбе.
– Ты вечно отираешься возле Старика, – сказал кто-то из парней. – Шепнул бы ему, что пора двигаться в гору.
– И зачем мне это нужно?
– Так ведь в Хатоваре, когда мы туда доберемся, с походами, битвами и прочим дерьмом будет покончено. – Повисло молчание. – Разве не так?
Что я мог сказать?
– На этот счет у меня никаких сведений. Поднимись футов на двадцать по склону, и будешь знать ровно столько же, сколько и я.
– Я думал, все написано в старых книжках.
В них-то, конечно, все написано. Вот только у меня не имелось ни одной подлинной старой книги. Глянув на дрыхнувшего без задних ног Тай Дэя, я нашел его пример вдохновляющим.
– Ладно, ребята, расслабились, а теперь пора на боковую.
Проходя мимо Тай Дэя, я распорядился:
– Меня не будить, если только не прорвутся Тени. И прибереги свининки для дядюшки.
Крыша моей нынешней землянки была так низка, что внутрь я мог проникнуть лишь на четвереньках. Оно и к лучшему, иначе бы непременно навернулся. Чтобы добраться до своей подстилки, пришлось сначала перелезть через Дрему, а потом еще и через копье Одноглазого, которое я затащил сюда сам не знаю за каким чертом. Хорошо хоть на тюфяк падать было невысоко.
В эту ночь я определенно блуждал во сне, но потом решительно не мог припомнить, куда меня заносило. Сохранились лишь смутные воспоминания о Сари да обычная чепуха насчет Душелов, избегавшей меня столь же рьяно, сколь и я ее. Проснулся с головной болью, сухостью во рту, жаждой, отчаянной тягой в сортир – и в очень плохом настроении.
Ругнувшись на дядюшку Доя, я протер глаза:
– Проклятие, снаружи уже светло! Тай Дэй, шевели задницей! Попей водички, от похмелья поможет. Дерьмо!
Я и сам напился. Рожа у меня, надо полагать, была зеленая-презеленая.
– Знаменосец!
– А?
По одну сторону от меня стоял Иси, по другую – Очиба.
– Ребята, вы из-под земли выскочили или как?
– Нам пришлось ждать, – сказал Иси.
– Твои люди упорно оберегают твой драгоценный отдых, – добавил Очиба.
Что-то неуловимое в поведении наров внушало тревогу.
– Они молодцы. А вам-то что от меня нужно?
Непохоже, что эти парни явились просто поболтать.
Иси знал диалекты Самоцветных городов получше Очибы, но и он был слабоват по этой части. Однако кое-как передать послание ему удалось.
– Капитан и Лейтенант хотят, чтобы ты знал: пленника Копченого больше нет.
– Больше нет? Ты хочешь сказать – он мертв?
– Как камень, – сказал Очиба.
Я видывал весьма резвые камни задолго до того, как к нашей шайке присоединились эти нары, но решил не спорить. В наши дни мало кто помнит равнину Страха.
– Он убит, – пояснил Иси, видимо решив, что я не врубился.
Некоторое время я стоял с отвисшей челюстью, потом сказал:
– Давайте найдем местечко, где можно спокойно поговорить.
Я прихватил шест-воронобой и отвел парней подальше, чтобы никто нас не подслушал.
– Ну-ка, поподробнее.
Усовершенствованный шест можно было не брать – вороны поблизости не маячили.
– Его нашли с перерезанным горлом, – пояснил Иси.
– Как это могло случиться? Кто-то должен был перебраться через Сингха, и Длиннотень, и Ревуна… Или… Его убили в конуре, так? Он не выбрался?
– Он находился в заточении.
– Надо полагать, убийца не пойман?
