Капитан снял шлем и самые тяжелые доспехи. Он не настолько вжился в образ Вдоводела, как Госпожа – в свой. Она ограничилась тем, что, опустившись на колено, сняла шлем и тряхнула волосами.
– Ты понимаешь, что это за место? – спросил он, озирая горизонт.
– В нем сокрыта великая мощь.
– Великая мощь, великая мощь, – ворчал Костоправ. – Только одно и слышу.
– Это логово Кины? – спросил я. – Или Хатовар? Или и то и другое? А может, ни то ни другое?
– Как доберемся, сразу все узнаешь.
– Хочешь, я тебе помогу – подержу эту штуковину? – предложил Рыжий Руди и, взяв у меня знамя, оперся на древко.
– Помощник выискался. Где ты был последние пятьдесят миль?
– Пятьдесят? Каких пятьдесят? Ты, часом, не бредишь?
– Доведись тебе тащить эту орясину, ты бы сказал «сто».
Рыжий заржал:
– Ручаюсь, мы не прошли и пятнадцати. А я-то думал, ты всегда в хорошей форме, потому и на побегушках у Старика. – Этот субчик всегда был не прочь повеселиться за мой счет.
– Отцепись, Рыжий, я не в настроении. – Мне и впрямь было не до него.
Уж больно хотелось присмотреться и прислушаться к Капитану и Госпоже, а они отошли, когда ко мне привязался Руди.
– Не бери в голову, сынок, просто я все думаю о том, какая чудесная ночка нам предстоит.
Сбившись в тесный кружок, нюень бао тихо совещались – видимо, тоже гадали, как пережить ночь. Все до единого держали под рукой связку бамбука. Ваше Сиятельство со своей командой сооружал общий костер. Решено было его развести на помосте, высоко над поверхностью дороги. Пройдясь по ней пешком, Госпожа сделала вывод, что черная лента в некотором смысле живая и огонь может ей не понравиться.
Жаль, не было возможности узнать, что творится у Госпожи в голове. Едва ступив на плато, она ушла в себя, и у нее наверняка появились интересные мысли. Возможно, сейчас она делилась ими со Стариком, а я из-за болвана Рыжего Руди рисковал ничего не услышать.
– Эй, – крикнул Костоправ Вашему Сиятельству, – огня пока не разжигай. Обойдешься без горячего.
Твою же мать! Мы не ели как следует с самого Таглиоса, а тут еще и без горячего остались. Холодная вода и вяленое мясо – не лучший ужин.
– Руди, тебе есть чем заняться?
– Да, Капитан.
– Смотри, а то я найду работу.
Костоправ снова склонился к Госпоже и вгляделся в пространство между колоннами. Я готов был поклясться, что он борется с сомнениями. Ведь впереди маячит то, к чему он шел все эти долгие и неимоверно трудные годы. Но порой я подозревал, что решение добраться туда возникло случайно, под влиянием минутного порыва, овладевшего человеком, который просто не знал, что делать, когда ему на плечи свалилось бремя ответственности.
Я обошел площадку: вид повсюду был совершенно одинаковый. Поскольку небо скрывали облака, трудно было даже понять, где север, где юг.
– Знаменосец! Что такой квелый?
– Привет, Синдав, я тебя и не заметил. Задумался.
– Понятно. Чудное местечко, ничего не скажешь.
Мне казалось, что Синдав бледен, хотя как может побледнеть совершенно черный негр?
– Слушай, я тут нашел кое-что. Думаю, ты должен это увидеть.
– Ладно.
Я проследовал за ним сквозь толчею, и мы вышли к южному краю лагеря, откуда тянулась дальше дорога. Она вела туда, где виднелось гигантское строение, – потому-то я и понял, что мы смотрим на юг.
– Дырка?
Я увидел всего-навсего дырку. Отверстие в дороге, дюйма два в поперечнике и в фут глубиной. Может, и больше, при таком освещении судить трудно.
– Именно так. Дырка. Может, у меня воображение разыгралось, но мне кажется, что она предназначена для знамени.
– А ведь точно!
Я задумался, были ли такие отверстия на других площадках? Может, и были, а я не заметил. Так или иначе, возможность установить знамя представлялась весьма заманчивой. Тем более заманчивой, чем дольше я на эту дыру смотрел.
Конец древка погрузился примерно на полтора фута.
– В самый раз, – пробормотал я.
В течение дня меня время от времени подменяли, но все же старине Мургену пришлось таскаться со знаменем больше, чем кому-либо другому.
Синдав хмыкнул. Вид у него был встревоженный.
Я тоже ощутил очередное содрогание почвы. Хотелось верить, что за ним не последует настоящее землетрясение.
Опустив глаза, я с удивлением заметил, что древко сидит в отверстии плотно, а ведь когда я его вставил, оставался зазор примерно в полдюйма.
Я попытался выдернуть знамя.
Ничего не вышло.
Никаких содроганий больше не было.
– Мать твою!
Синдав ухватился за древко и потянул изо всех сил. У него хватило ума прекратить это пустое занятие прежде, чем он получит грыжу.
– Черт с ним, – пробормотал я. – Не получится вынуть, придется спилить. Отложим это до завтра.
Я поискал взглядом Старика и его подругу. Они по-прежнему стояли плечом к плечу, смотрели на юг и лишь изредка обменивались словами. Даже без шлемов выглядели они сверхъестественно.
Взявшийся невесть откуда Тай Дэй доложил, что у него готов и ужин, и ночлег. Нарочитая вкрадчивость тона позволяла догадаться, что он сердится: одни трудятся в поте лица, а другие – вроде меня – знай себе разгуливают.
– Если б ты, приятель, отрастил сиськи да убрал куда-нибудь шишку, я бы на тебе женился.
Почва под ногами снова заколебалась.
– И поступь их сотрясает землю… – пробормотал я.
– Что? – не понял Тай Дэй.
– Так, вспомнилась сказка, которую я слышал в детстве. О древних богах, именуемых титанами. Я размышлял о том, как сильно изменился с тех пор.
Возможно, мы и сами были титанами.
102
Я знал, что пребываю во сне, ибо небо не затягивали облака и на нем светила полная луна. Но между мной и миром стояла некая пелена: луна являлась как бы ядром плывущего по небу облачка света. Такое небо я видел в земле своего детства, и световые облачка никогда не оказывались прямо над моей головой. Бледно-голубоватое сияние выдавало возню Теней, разведывавших границы круга. Сотни Теней то взмывали, то опускались, то скользили вдоль невидимой стены. Мне показалось, что откуда-то, наверное с расстояния в тысячу миль, доносится беспрестанное хныканье Длиннотени.
Большущая Тень застыла у границы круга, неподалеку от меня. Она распласталась, словно прижавшись к невидимой поверхности. Я вспомнил, как, блуждая в мире духов, однажды коснулся Тени.
