– Одноглазый считает, что мы идем прямиком в ловушку, командир, – продолжил я рассказ о своих ночных похождениях.
– Что за ловушка? Кто ее расставил?
– Мне не довелось потолковать со шпендриком на эту тему.
– Ловушку расставила моя сестра, – вмешалась Госпожа. – Пусть ее немедленно принесут сюда. Кажется, я перестану прислушиваться к внутреннему голосу и буду во всем следовать советам Мургена. Я не против оставить ее здесь, когда двинемся в обратный путь.
Я кивнул, как будто это решение пришлось мне по нраву. Не было охоты напоминать Госпоже, что она уже убивала сестру.
Костоправ приподнял бровь, взглянул на меня, но так ничего и не сказал. Ему надо было поддерживать мир.
– Доставьте их всех сюда, – распорядилась Госпожа.
Иногда она становилась чем-то большим, нежели просто Лейтенант.
С Душелов едва не содрали кожу, когда протаскивали ее сквозь трещину, но эта сука все равно улыбалась, ей и кляп не мешал. Это страшно злило меня. По всем человеческим понятиям она, настрадавшись от голода, жажды и грязи, должна была пребывать в глубочайшей депрессии. О том, что ей требуется есть или справлять нужду, вспоминали лишь изредка, и делала она это под бдительным присмотром Лебедя, Мэзера или князя. Нож категорически не желал иметь дела с Душелов. Вероятно, ненавидел ее лишь потому, что такое же чувство питала к сестре Госпожа, а Госпожа для него все равно что богиня.
Хотя Душелов вроде бы и не тужила, старину Мургена она одарила особым взглядом: мрачным, не сулившим ничего хорошего.
– Ну что ж, приступай к изучению, – бросила Госпожа. Она склонилась над Душелов, но смотрела при этом на Костоправа. – Наконец-то ты здесь. И что дальше?
Было ясно, что у нее очередной перепад настроения. Я знал: Костоправ хотел сказать ей, что это вовсе не Хатовар, что мы прошли полмира и побывали в аду не ради того, чтобы отыскать заброшенные развалины. Но он не ведал правды и ни в чем не мог быть уверен. А потому промолчал.
Костоправ с возрастом становился все более сдержанным.
Пробормотав что-то под нос, Госпожа взяла Душелов за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза:
– Скажи, дорогуша, ты ничем не хочешь со мной поделиться? Может быть, у тебя есть маленький секрет, касающийся этого места? И ты его откроешь, не желая, чтобы тебя здесь бросили?
Душелов подмигнула мне. Госпоже не приходилось рассчитывать на успех. У меня сложилось впечатление, что ей хочется убраться отсюда поскорее и подальше – пусть бы и в ад.
Госпожа пребывала в скверном расположении духа. Как и Душелов. Не будь Кина бессмертной богиней, ей бы стоило встревожиться.
Душелов улыбалась и, разумеется, не отвечала. Я предполагал, что она не станет откровенничать даже ради спасения собственной шкуры. Все Десять Взятых были уязвимы лишь настолько, насколько удавалось использовать их навязчивые идеи.
– Твою же мать! – донеслось из темноты, эхом отдаваясь от стен. – Что это за хрень такая? Капитан! Мурген! Вы только взгляните.
Костоправ пожал плечами и кивнул. Сейчас не имело значения, куда его зовут и зачем. Ему нужен был предлог, чтобы ненадолго расстаться с Госпожой.
Я зашаркал по полу, которого не видел, лишь ощущал его под ногами. Позади шаркали ноги Костоправа. И бормотание, – должно быть, он покачивал головой, словно желая понять, какого черта здесь делает. Не может же быть, чтобы последние тридцать лет он рвался именно сюда. Это просто бред. Чья-то злая шутка. Эти дурацкие развалины никак не могут быть местом рождения Вольных Отрядов Хатовара. Здесь нет признаков… Да здесь вообще ничего нет!
Я чувствовал, как нарастает в нем отчаяние. И знал: оно будет крепнуть, пока не овладеет им полностью. Он убедит себя в том, что отвлекся, сбился с пути, а потому мы забрели не туда. Вскоре после возвращения в Кьяулун ему придет в голову, что для отыскания подлинного Хатовара необходимо раздобыть и прочесть старые Анналы. Любой ценой. В том числе и ценой кровопролития, способного положить начало Году Черепов. Что и требуется Кине.
Она есть Тьма, это уж точно.
Я знавал уйму баб, которые с полным правом могли претендовать на это прозвище. Но сейчас оно безраздельно принадлежало старушке Кине.
– Проклятие!.. – ругнулся Старик, ухватив меня за плечо.
Он резко остановился в нескольких шагах от бездонной пропасти, той самой, откуда исходил красноватый свет и над которой, как можно было теперь видеть, клубился легкий туман. Задумавшись, Старик едва не сорвался в бездну. Но не пропасть привлекла его внимание, равно как и внимание тех парней, которые подняли шум.
– Факелы! – взревел я. – Зажгите факелы! Больше света!
Факелов у братьев было полно, просто их старались не жечь попусту.
– Здесь трон. Старый долбаный деревянный трон!
У меня не хватило духу добавить, что к этому старому долбаному деревянному трону приколочено серебряными гвоздями человеческое тело. Или похожее на человеческое. Старое долбаное тело. Нужен был свет, чтобы рассмотреть его получше. Мне мерещилось, что у мертвеца открыты глаза, и очень не хотелось, чтобы это оказалось правдой.
– Это что еще за мужик? – спросил кто-то. – Настоящий великан!
Тай Дэй, как всегда державшийся в моей тени, быстро произнес на нюень бао фразу, из которой я понял только слова «Костяной Воин».
– Знаешь, кто это? – спросил я его.
– Возможно, это голем Шиветья, Каменный Солдат.
Нашел время вспоминать идиотские прозвища.
– Шиветья?..
Я знал, кто такие големы. Искусственные люди, созданные из глины. По некоторым поверьям, прародителей рода человеческого боги сотворили именно таким манером.
– Это гуннитский миф, Солдат Тьмы. Когда Кади, или Кина, была молода, она враждовала со всеми и в ходе этих раздоров ослабила Князей Света настолько, что у Князей Тьмы появилась надежда одержать окончательную победу. Они послали войско демонов, и для Князей Света дела обернулись так худо, что бог Фретиньял, которого кое-где считают отцом Кины, воззвал к дочери о помощи. Она согласилась, но руководствовалась при этом собственными интересами. В решающей битве на каменной равнине Кина – или Кади – становилась все больше и сильнее всякий раз, когда пожирала одного из демонов.
Эту историю я слышал. Она представляла собой лишь одну из многочисленных вариаций мифа. Некоторые утверждали, будто Кина была сотворена специально для битвы с демонами, посланными Князьями Тьмы. Согласно убеждениям других, ее произвел на свет демон Ранашья, принявший облик Фретиньяла и разделивший ложе с Матой, представлявшей собой одно из воплощений гуннитской богини-прародительницы. Многие же настаивали на том, что Кина вовсе не принадлежит к гуннитскому пантеону и затесалась в него со стороны. О ней предпочитали не вспоминать, хотя с ее могуществом и злобным нравом приходилось считаться.
