– Суровые времена?
– Кончилась лафа, – хохотнул Одноглазый. – Мы тут дурака валяли да жирок нагуливали, пока райские гурии порхали вокруг. И вот пора платить за сладкую жизнь.
– Вспомни об этом, когда снова задумаешь навариться.
– Чего?
– Деньгами брюхо не набьешь, Одноглазый.
– Вечно ты настроение испортишь…
– Уж таков я есть. Скажи Хрипатому: пусть сбегает в цитадель и сообщит Синдаву, что южане что-то затевают.
Синдав хороший парень. Только с ним можно иметь дело – он не давит на психику и не вызывает искушения схватить его за глотку. И Могаба не сможет упрекнуть, что его не поставили в известность.
Что будет, если Тенекрут просто возьмет да уйдет, предоставив нам разбираться друг с другом?
По-моему, с его стороны это было бы умнее всего.
45
Хрипатый еле-еле взобрался наверх, а после еще пять минут сипел и отхаркивался, прежде чем смог заговорить. Он по возрасту никак не годится в солдаты. И так уже внуков, должно быть, пережил. Но, как и у каждого из нас, кроме Отряда, у него нет ничего. И умрет он под нашим знаменем с мертвой головой. То есть под тем, что теперь заменяет нам знамя.
Печально это. Даже трогательно.
Хрипатый в Черном Отряде – явление аномальное. Обычно жизнь наемника тяжела и коротка; боль, страх и лишения крайне редко перемежаются случайными и мимолетными радостями. Свихнуться можно от такой жизни, и спасает только нерушимое товарищество. Это если ты в Черном Отряде.
Что же до шаек помельче… Впрочем, какое мне дело до них? Я – в Черном Отряде.
Мы с Костоправом положили уйму сил на поддержание нашего братства. Пожалуй, уже пора возродить обычай Старика – читать Анналы вслух, чтобы люди помнили: они – сообщество, что долговечнее многих королевств.
– Хрипатый, разрешаю вздремнуть пару часов.
Он отрицательно покачал головой. Этот доходяга трудится, пока в нем есть хоть капля сил.
– Лейтенант наров… Синдав… передает привет… и советует… ночью… быть начеку.
– Зачем, не говорил?
– Он вроде как… намекал… что Могаба… может… как стемнеет… решиться на… большое дело.
Могаба всегда замышляет большое дело. Вот бы Тенекрут позволил ему наконец это дело провернуть. Одна-единственная вылазка большими силами в неудачный момент – и Могаба наконец поймет, почему Тенекрута называют Хозяином Теней.
Хрипатый что-то сказал на своем родном языке, понятном Одноглазому. По тону похоже на вопрос. Одноглазый в ответ издал несколько щелкающих звуков. Я предположил, что дедуган поинтересовался, можно ли открыто говорить при нюень бао, и получил утвердительный ответ.
– Синдав… – заговорил Хрипатый, – велел передать вам, ребята… что слухи о… большой битве… наверное… правдивы.
– Парни, мы перед Синдавом в долгу, – сказал я. – Сдается мне, он дает понять, что больше не поддерживает Могабу безоговорочно.
Тай Дэй с дядюшкой Доем впитывали нашу беседу, точно губки.
С каждым часом напряжение нарастало. Без всяких видимых причин у нас возникло чувство, что эта ночь станет переломной. Ребята в основном беспокоились из-за Могабы – не будет ли от него новых подлостей? От Тенекрута мы не ждали неприятностей в ближайшее время.
Я не спускал глаз с холмов.
– Вот оно! – рявкнул вдруг Одноглазый.
Его обуревали те же предчувствия, что и меня.
Среди холмов вспыхнуло розовое зарево, и молнии с треском ударили в землю вокруг дивного всадника.
– Снова она, – сказал кто-то. – А где же другой?
Вдоводела в розовых сполохах видно не было.
Равнину охватила паника. Призрак застал разбросанные по ней отряды тенеземцев врасплох. Заорали, отдавая приказы, сержанты, во все стороны понеслись гонцы. Солдаты метались, сталкиваясь друг с другом.
– Вон он! – завопил Бадья.
– Кто?
– Вдоводел! – Он показал рукой. – Старик наш!
Фигура Вдоводела, сиявшая среди холмов, казалась исполинской.
Гоблин, появившийся неизвестно откуда, вцепился в мою руку:
– Гляди!
Он указывал на главный лагерь тенеземцев. Самого лагеря мы не видели, но в той стороне в воздухе возникло бледное сияние, разгоравшееся все ярче.
– Значит, Тенекрут от драки не бежит, – заметил я.
– Ага. Что-то серьезное пустил в ход.
– Что именно? Может, и высовываться не стоит?
– Поживем – увидим.
Прожив еще несколько минут, я и впрямь увидел. К холмам понесся громадный шар зеленоватого пламени и ударил в то место, где появился Жизнедав. Земля встала дыбом, камень занялся огнем. И все без толку. Жизнедава и след простыл.
– Промазал.
– Окривел, видать.
– Жизнедав мухлюет – на месте не стоит!
– Неудачный выбор оружия, – ухмыльнулся Одноглазый. – Противник что же, не должен уворачиваться?
– Может, это лучшее, на что способен мерзавец. Он ведь нездоров.
Я бочком отошел в сторону. Еще пара минут, и Одноглазый с Гоблином затеют свару.
Суматоха на равнине все усиливалась. Действия южан вряд ли имели какой-то смысл – уж очень много суеты. Судя по тому, что мне удалось расслышать, тенеземцы затевали что-то серьезное и подверглись нападению как раз в тот момент, когда приступили к выполнению своего замысла. Застигнутые врасплох, они не смогли организовать оборону. Доносилось до меня и с ужасом выкрикиваемое имя Кины.
А Жизнедав наш, так похожий на эту богиню разрушения, исчез. Видать, неинтересно было Госпоже, что будет дальше.
Тенекрут обрушил на холмы все чары, что успел слепить на скорую руку. В цель не попал, разве что поджег несколько кустарников.
Снова лиса проникла в птичник. Южане ударились в повальное бегство; стоило струхнуть одному, и тотчас паника охватывала весь отряд. Время от времени кто-нибудь приближался к стене, и мои ребята по очереди упражнялись в меткости.
– Ругаются – мол, ноги у них промокли, – сказал Гоблин.
Я тоже это расслышал. И не понял.
– Твою же мать!
Не знаю, кто это выкрикнул. Но я был с ним абсолютно согласен.
Из главного лагеря тенеземцев в небо взвилось множество ослепительно-белых огненных шаров, полностью уничтожив темноту. И это, пожалуй, больше играло на руку врагам Тенекрута, чем ему самому.
Дядюшка Дой исчез. Я лишь успел заметить, как промелькнула внизу по улице его тень.
– В этот раз я уверен, – сказал Одноглазый. – Там была Госпожа.
