То есть от Гоблина с Одноглазым он желает держаться подальше.
– Найди-ка этих друзей-приятелей и скажи, что они мне нужны. Немедленно.
Конечно, наши колдуны, по своему обыкновению, на зов явились не вприпрыжку.
– Давайте сюда носилки, – велел я, – и тащите меня в цитадель. Мы сознаемся, что вы обо мне врали, но только потому, что я очень серьезно болен. Плот ночью мне понадобился исключительно для водных процедур. А вы решили надо мной подшутить, пока я без штанов, и запустили огненные шары.
Одноглазый собрался было заныть, но я рыкнул:
– Я к Могабе без прикрытия не пойду! Ему больше нет надобности с нами нежничать.
– Он будет в плохом настроении, – напророчил Гоблин. – В городе уже бунты из-за нехватки еды, Могаба рис отсчитывает по зернышку. Даже его отборные таглиосские сержанты разбегаются.
– Ну, значит, его песенка спета. Он-то намеревался поразить мир славными победами, да только подчиненные не соответствуют его железной воле.
– А мы – что-то вроде филантропического братства? – проворчал Одноглазый.
– Мы никого не убивали, кто сам не напрашивался. Двинули. И будьте готовы ко всему.
Однако вначале мы поднялись на стену – и для того, чтобы я мог поглядеть на город при дневном свете, и для того, чтобы нары на северных воротах лишний раз увидели меня больным.
Вода, поднявшаяся даже выше, чем предсказывала Хонь Трэй, не доставала до зубцов лишь восемь футов.
– Внутри много затоплено?
– Могаба законопатил ворота. Где просачивается, поставил джайкури с ведрами.
– Неплохо. А внизу?
– Каплет помаленьку в катакомбах. Вычерпываем.
Я хмыкнул, глядя на Тенекрутово озеро. Трупов в нем было не счесть.
– Это что, из насыпей всплыли? Разве может такое быть?
– Могаба швырял бунтовщиков со стен, – пояснил Гоблин. – Некоторые утопленники – с плотов, что перевернулись или развалились.
Я напряг глаза. Там, за гладью озера, различался конный патруль. Один из плотов с кучей джайкури день застал в пути. Люди гребли ладонями, отчаянно пытаясь избежать встречи со всадниками.
Тут появился Тай Дэй. Значит, нюень бао по-прежнему наблюдают за происходящим в городе. Я решил, что парень хочет пригласить меня к Глашатаю, однако он безмолвствовал. Я велел носильщикам:
– Несите к величеству.
Когда приблизились к цитадели, я заметил:
– Ну и видок у нее! Точно из баек о призраках.
Особенно со всеми этими тучами в небе и стаями кружащих над ней ворон. Дежагор превратился в вороний рай. До того разжирели, что летают с трудом. Ну, может, и мы их мясцом подкормимся.
Нарам, стоявшим на часах у входа в башню, вздумалось не пропустить Гоблина с Одноглазым.
– Тогда тащите обратно, – скомандовал я своим.
– Подожди!
– Да ладно, дружище. Некогда мне с Могабой лясы точить. Лейтенант жив, и Капитан, вероятно, тоже. Могаба теперь куска дерьма не стоит, кроме как в собственном воображении.
– Может, хоть поспоришь с ними? Нам бы дух перевести.
Очиба догнал нас, не успели мы спуститься на улицу:
– Прими извинения, знаменосец. Может, передумаешь?
– С чего бы мне передумывать? Не очень-то я соскучился по Могабе. Он тут небось грибы колдовские лопает или травку счастья жует, а из меня уже вторую неделю кишки вместе с поносом лезут. Нет у меня сил развлекать безумцев, одержимых манией убийства.
Что-то мелькнуло в темных глазах Очибы. Может, он был согласен со мной. Может, в его голове шла война между верностью величайшему из наров Гиэ-Ксле и врожденным человеколюбием.
Я не собирался продолжать разговор. Малейший намек на заинтересованность подталкивает колеблющихся к обычному: «Не нами такой порядок заведен».
Часовые тем временем тихо обсуждали политику Могабы. Если даже эти ребята в нем сомневаются, дела обстоят еще хуже, чем я думал.
– Как пожелаешь, – сказал Очиба. – Пропустите носильщиков.
Личностью этих носильщиков, хвала богам, никто не заинтересовался.
И я впервые почувствовал за собой некоторую силу.
63
Был ли Могаба рад видеть Гоблина с Одноглазым, да еще в добром здравии? Уж поверьте, нет. Однако неудовольствия не выказал. Просто добавил кое-что к своему мысленному счету. Он доставит мне даже больше неприятностей, чем задумал. Позже.
– Сидеть можешь? – спросил он, словно его и вправду заботило мое самочувствие.
– Могу. Я проверял. Отчасти из-за этого так задержался. А еще хотел убедиться, что способен нормально соображать.
– Вот как?
– Уже больше недели страдаю лихорадкой и поносом. Этой ночью меня спустили на плот и окунули в воду, чтобы охладить. Помогло.
– Понятно. Присаживайся к столу.
Гоблин и Одноглазый перенесли меня в кресло, разыграв настоящий спектакль.
Кроме Могабы, в зале заседаний присутствовали Синдав с Очибой да нас трое. В окне за спиной Могабы виднелись холмы и вода. И вороны. Они кишмя кишели возле башни, хотя ни одна не пыталась проникнуть внутрь. Красные глазки белой пронзили меня особенно злобным взглядом.
Наверное, мы выглядели слишком голодными.
На какой-то миг я узрел этот же самый зал, только в другое время, с Госпожой за столом и еще кое-кем из ныне присутствующих. Могабы среди них не было. И за окном сплошная серость.
Одноглазый ущипнул меня за мочку уха:
– Щенок, не время.
Могаба пристально наблюдал за нами.
– Еще не совсем оклемался, – объяснил я, размышляя, что бы могло означать мое видение.
Да, именно видение. Для простой игры воображения слишком много подробностей.
Могаба уселся в кресло напротив меня. Он изображал озабоченность, сдерживая природную самоуверенность.
– Мы столкнулись с серьезными и многочисленными проблемами, знаменосец. Лежат они вне городских стен и не относятся к нашей внутренней вражде.
О боги! Он что, на здравый смысл меня берет?
– И даже если мы поверим, что Лейтенант с Капитаном живы, это ничего не изменит. С этими проблемами мы должны справиться сами, поскольку никакие подкрепления в обозримом будущем не придут.
Тут, пожалуй, не поспоришь.
– Похоже, своим вмешательством Госпожа больше навредила нам, чем помогла. Мы оказались наглухо изолированы только потому, что Хозяин Теней был вынужден принять меры, позволяющие ему вести войну на два фронта.
Я кивнул. Наше положение и в самом деле ухудшилось. Правда, враг теперь не лезет каждую ночь на стены. Да и Могаба не губит людей почем зря, пытаясь спровоцировать южан на какую-нибудь глупость.