Так, стоп. Без паники, Арлинда. Что там вещал Викс, когда усыплял пьяницу?
– Сонна-лэйс, – произнесла я, деловито взмахнув рукой над клеткой.
И профессор, наконец, поднял взгляд на меня. Проследил за моими движениями и, нахмурив густые брови, снова отвернулся.
Сначала крыса перестала бегать, потом замерла и, казалось, сейчас уляжется спать, но… Она внезапно озверела и принялась мотаться по клетке, словно переела белены.
Ведущая профессор нахмурила белые, будто снег, брови:
– Вы умеете что-то делать? Хоть что-нибудь?
– Пироги печь могу, – произнесла я машинально и тут же прикрыла рот ладонью.
– Но на лекаря-то пошли не просто так? – она заинтересованно подпёрла подбородок ладонью. – Значит, были какие-то предпосылки?
Я удручённо молчала, опустив глаза. Право, не рассказывать же им про Сарину?! Она – моя единственная предпосылка. И мой единственный стимул не сворачивать с пути.
– Пус-с-с-стая? – ректор с пренебрежением выплюнул раздвоенный язык.
– Пустая, – обида подступила к горлу.
– По баллам – третья, – откомментировала ведущий профессор лекарей.
– Ваш-ше упорс-с-ство зас-с-служивает уважения, – прошипел ректор. – Но давайте рационально мыс-с-слить. Я не с-собираюсь препятс-ствовать вам, эбрис-с-са, но подумайте. Вы вот с-сейчас по баллам пройдёте, но каково вам будет потом? С-с-среди урождённых, что ис-сцеляют одним прикосновением, как ваш-ш-ш друг?
Я опустила голову ещё ниже. Не глупая: знала, что тяжело придётся. И готова была мириться даже с низкими баллами по магическим специальностям. Но вот никак не предполагала, что это так обидно – получать упрёки за то, кем родилась. Знакомый обруч стиснул виски. Опустив взгляд, я заметила, что кончики пальцев начинают чернеть. Поспешно спрятала ладони в складках юбки и вдохнула поглубже. Спокойствие. Он сам сказал, что прохожу по баллам. Только что.
– Не мес-с-сто пус-с-стым на лекарс-с-ском, – ректор с сочувствием взглянул на меня. – Зря время потратиш-шь, ничего не обретёш-ш-шь…
– Это мой выбор, Ла'брисс Илмаун, – прохрипела я, заметив, как с подола скатилась фиолетовая искра.
– Ваш-ше право. Я лиш-шь предупредил, – он перевёл взгляд на ведущую профессоршу лекарей. – Ла'брисса Мелисент?
– Я довольна ею, – женщина удовлетворённо разглядывала мой табель. – Дар – это ещё не всё. Нужно уметь прикладывать усилия. Эбрисса Невелло может это делать.
– Да, – кивнул ещё один мужчина из комиссии.
– Поддерживаю, – заметила женщина в очках, что сидела рядом с ним.
– Ла'брисс Окард? – ректор перевёл взгляд на Эримана, что всё ещё смотрел куда-то вдаль.
Он медленно перевел на меня взгляд.
– Я бы взял… – замялся, глядя на мои припрятанные в складках юбки руки. В глазах читалась странная горечь, будто он залил в себя горькую микстуру. Перо в руке неожиданно хрустнуло и развалилось пополам, будто щепка. Эриман мотнул головой, чёрные волосы подпрыгнули и улеглись назад. А затем отчеканил: – Пустым стоит идти на более приземлённые профессии.
– Что… – прохрипела я, едва не вскочив со своего места.
Это он сказал? Или не он? Что это значит?!
– Вы в порядке, Ла'брисс Окард? – выкрикнула Ла'брисса Мелисент.
– На что вы намекаете? – Эриман прищурился.
– Вы только что сказали…
– Я накладываю вето! – ощерился Эриман и отбросил обломки пера на стол. – Следующий! – он отмахнулся от меня, как от надоедливой мошки. Тот, который ещё вчера целовал в губы и помогал с потоками просто предал меня в один миг. Разорвал тонкую нить, что связывала нас.
– Да что ты творишь?! – слёзы ручьём хлынули из глаз. Внутри всё превратилось в огромную глыбу льда. Хотелось разодрать кожу и вытащить наружу сердце, чтоб не ныло. Больнее мне было лишь в тот день, когда Сарина умерла.
Я едва удержалась, чтобы не вскочить с места. Уберегло лишь то, что я могла себя выдать. Чернота переползала на запястья, и складки ткани едва скрывали её.
– Вы считаете, – грозно проговорила Мелисент, – что какой-то стихийник вправе решать, кому учиться на моём факультете, а кому – нет?!
Она стукнула кулаком по столу, и дерево жалобно затрещало. Белые брови сошлись над переносицей.
Эриман хмыкнул и заулыбался.
– Да, считаю. И, более того, считаю, что она займет место талантливых лекарей с потоком, – с нажимом произнес последнее слово. – Эбрисс Лириней, помогите девушке выйти, – профессор махнул помощнику, что стоял в дверях.
Я не помню, как меня вывели. Не помню, что кричала комиссии, когда дверь закрывали за мной. Боль и разочарование заволокли голову настолько, что я ничего перед собой не видела. Ноги едва переступали с места на место. В ушах гремел самый дорогой голос, трансформируясь в гортанный вой кровожадного монстра: вето… Вето!
В коридоре я встала лицом к стене, спрятав чернеющие ладони под воланами блузки. Слёзы катились так, что попадали на белый шёлк наряда, оставляя прозрачные дорожки. Где-то под рёбрами ныло сердце, разорванное по живому надвое. Не будет больше горячих тяжёлых рук, пламенных объятий, в которых можно раствориться кубиком льда. Не будет шёлковых поцелуев, что будят странные ощущения… Не будет моего Эримана… моего ли? И учёбы в Академии тоже. Не. Будет.
Я проглотила горькие слёзы вместе с воспоминаниями и завыла. Боль вскрывала меня, выворачивая наизнанку. Он использовал меня! Просто использовал, как наивную деревенскую дурочку! Молодого тела захотел, грубиян проклятый. И хорошо, что я не позволила ему взять больше, чем поцелуи.
Хорошо было думать так. Удобно. Этот подход, конечно, не объяснял, почему он открыл мне свою тёмную сторону. Почему страстно целовал меня на празднике, не боясь, что нас заметят, и почему остался со мной в самую страшную ночь. Но разбираться в чувствах и мерзком поведении Эримана мне уже не хотелось.
Просто смирись, Арлинда. Он – предатель.
Он – любимый предатель. Самый любимый… Что ж: придётся придушить эту неправильную любовь в зачатке.
Я сжала зубы до мерзкого скрипа и шмыгнула носом. В голове не укладывалось, что Эриман умеет быть таким грубым и бесстрастным. Хотелось влететь в аудиторию с диким криком, вцепиться в его патлы кудрявые и бить головой о стол, пока мозги на место не вернутся. Только знала: не поможет. Он погубил мою мечту и унизил меня осознанно. Такое предательство не прощают.
Растёрла влагу по лицу. Дудки! Не увидит он моих слёз. Сегодня же уеду и не попрощаюсь. И пусть мать запрёт в четырёх стенах, пусть! Главное, что там не будет боли. И я больше не увижу эти хрустальные глаза.
Я двинулась по коридору к лестнице. Пойду-ка я к Виксу! Поплачу и попрощаюсь. Жаль, что не получится остаться с ним в Академии: ведь после того, что учудила Нимеридис, уже я должна смотреть за ним.
